Мужская жизнь

«В общем-то банальные вещи: время, потом работа взахлёб. Всё утекает, всё проходит, Валентин. Теперь я очень благодарен своей бывшей жене. Я почему-то её никогда по имени теперь не называю, а только — бывшая жена. Она меня освободила. А так я, может, всю жизнь прожил бы в дураках, если бы не эта её. А того, кого я хотел убить, отравить, зарезать, к тому я однажды приехал на дачу. Он уже старый хрыч, жалкий облезлый пошляк. Нет, я его пальцем не тронул. Поблагодарил! Руку не пожал, побрезговал, но на словах поблагодарил. Он и моя бывшая жена выписали мне путёвку в другую жизнь. Теперь я свободен. У меня нет ревности, нет физиологической зависимости от единственной женщины. Для меня мир границы раздвинул. Как же я этого раньше не понимал! Вот как чёрное превращается в белое. Хотел даже написать книгу для обманутых мужей. Детей немного жалко. Но они выросли, во всём разобрались. Или разберутся.»

«Но ты же второй раз женился.»

«Я другим человеком женился. На теперешнюю жену я смотрю не так. Её право любить кого угодно. Главное — за тысячу километров от дома. И возвращаться домой со справкой, что здорова. Это для женщины — отличный ледяной душ. И вообще мужчина должен быть мужчиной. А женщина — она ведь без мозгов, ей подсказки нужны. При этом и она мне кладёт в чемодан пачку презервативов, когда собираюсь в командировку..»

Я тут было рот открыл: дескать, это на любовь не очень тянет. Но вовремя прикусил язык. Игоря пожалел. Жанна, похоже, вытравила из него любовь к женщинам навсегда. Зато с карьерой у него попёрло. Проректором-хозяйственником хлопотно, конечно, но при почёте, загранкомандировки и другие общественные вкусности. А всё ж как-то горько было за Игорька.

Нам, видно, и впрямь не суждено понять, почему так, а не иначе, да и вообще, зачем мы пришли в этот мир? И кому какая доля? Где пасёт тебя злой рок?

В институте Игорь Скурихин был очень занят с проверяющими пожарными и «передал» меня другому проректору, Виктору Семеновичу, тот и занимался учебным процессом студенческой братии. Виктора Семеновича я тоже немного знал, но давить на него ни прав, ни оснований не имел. Человек он был для меня «закрытый», из педагогической элиты. Внешностью он напоминал то ли Станиславского, то ли академика Лихачева, а такие «фасадные» интеллигенты-интеллектуалы всегда вызывали у меня двойственные чувства: с одной стороны, я преклонялся перед их знаниями и воспитанностью, с другой — не мог относиться к ним вполне серьезно: была, мне казалось, в этой «интеллигентщине» показная напыщенность, чопорность, какая-то неестественность и лживость. По-моему, Чехов про таких (возможно, и про себя в том числе) ёрнически выразился: люди в общем-то приличные, но в чём-то лгут... Но это в общих чертах. Для каждого — свой аршин!

Неуверенно, сбиваясь, я истолковал проректору ситуацию.

— Бурков, Бурков, Анатолий Бурков. — задумчиво произнёс Виктор Семёнович. — Вспомнил! У него конфликт с преподавателем. Вышло, что конфликт слишком глубокий. До отвращения друг друга. До ненависти. Он и на занятия перестал ходить.

— Ненависть — крепкое чувство, — заметил я. — Мне казалось, что мой сын мягче, не способен на ненависть к женщине.

— Плохо мы знаем своих детей. А ещё меньше женщин. — вздохнул Виктор Семёнович и по селекторной связи вызвал заведующую учебной частью Раису Георгиевну.

Вскоре в кабинет вошла невысокого роста, с высокой причёской буклями, налаченная, вкусно надушенная, в дорогих золотых очках, дама, в элегантном тёмно-синем костюме, туфли на среднем каблуке; в кабинете не было ковра, просто паркет, каблуки издавали негромкий чёткий цокот. Я перехватил взгляд Виктора Семёновича: он смотрел на вошедшую даму придирчиво и трепетно. Интриганская мыслишка проскользнула в моём мозгу: меж ними что-то есть.

— Раиса Георгиевна, что там у нас с Анатолием Бурковым? Вы, по-моему, подготовили приказ о его отчислении?

— Докладываю. — улыбнулась она. — Бурков некорректно повёл себя с Лощинской. А это «Технология». Предмет важнейший. Не стал приходить к ней на занятия, лабораторные, курсовая не выполнены. Потом и другие занятия его стали интересовать меньше. Коса на камень.

— Лощинская — это камень? — спросил проректор.

— Нет, оба не камни. И не косы, — усмехнулась Раиса Георгиевна и слегка кивнула мне. — Вот папа Анатолия о своём сыне, наверное, расскажет больше.

— Как вы догадались, что я его отец? — спросил я.

— Глаз намётанный, — быстро ответила Раиса Георгиевна. — Мой рецепт прост. Анатолий идёт к Лощинской, извиняется. Она женщина не без сердца. Простит. А потом он догоняет по программе упущенное. Это будет сложно. Но надо взять себя в руки. Учился он в общем-то неплохо. Интерес есть. Как говорит куратор группы, этот студент способен увлечься. Не без головы. Так что конфликт нужно погасить. У мальчика появится стимул к дальнейшей учёбе, а педагог будет чувствовать себя победителем. Случай заурядный. Не стоит доводить до крайности.

— Но именно вы подготовили приказ о его отчислении, — сказал проректор.