Музы в уборе весны (СИ)

Эта осень была вообще очень плодородно: много фруктов, ягод, людей… Следом за Жюли появились тощий очкарик и Сандра. С тощим очкариком тут же подружились Блейн и Кларисса, а вот Сандра…

Когда я её в первый раз увидела, то испугалась, приняв за чудовище. Что подулать, сбил с толку тот тип у неё за спиной. Когда она рядом, атмосфера сгущается, воздух тяжелеет, становится холоднее, исчезают все запахи. Даже цветы вянут. Поэтому мы с девчонками думали, что это она принесла с собой холода.

Когда я её увидела, то меня придавило тяжестью и стало трудно дышать. Даже с зеленоволосым парнем не было так трудно. И я сразу же поняла: эту я не спасу, не стоит даже и пытаться. Себя спасти может только она сама.

Ха! Чудовище? Несущая холод? Как бы не так!  Вовсе она не страшная. Она потерянная. Тот тип почти полностью поглотил её. От Сандры почти ничего не осталось, и поэтому то, что я сначала приняла за неё, было им. По ночам я слышала, как он мучает её, воруя её сны и жизнь, нашептывая кошмары.

— Я знаю его, — говорила Кларисса, — Это про него писали в газетах. Что он разбился в Овраге Разбитых Сердец.

Что ж… Это всё объясняет. Объясняет то, что они уродливо срослись, напоминая сиамских близнецов.  Я хотела ей помочь, потому что невыносимо было видеть, как исчезает она в нем, до смерти перепуганная. Но знала, что ничего сделать не смогу, только ещё хуже сделаю.

Однако, как ни странно, именно эта извращенная форма любви помогла мне сделать окончательный выбор. Именно эти откровенные ночи с разговорами украдкой, шепотом, её молчание и порезанные вены. Сандра говорила, что я с самого начала выбрала уйти с ним. Что ж, может, она гораздо проницательней, чем думает?

Та ночь решила всё. Рядом заливались соловьи и цветы испускали прощальный аромат. позади шумно дышала она, а ей в спину дышал тот чувак.

«До смерти влюбленные», — так она называла нас. Говорила, что нам достаточно и решетки, и лоскутного неба, и осторожных прикосновений.

— Вы вместе — это что-то, — как-то признался он, — Когда вы обе рядом, мне то плохо, то хорошо. С одной стороны ты цветешь, с другой она дышит смертью. Просто жуть!

Жизнь и смерть. Прикольно.

— Их связывает недосказанность. Только она знает, в чем солгала. Оставь её: она разрушит эти цепи.

Да, та ночь всё решила. Ночь, когда до смерти влюбленные сказали свой ответ.

— Да, — выкрикнул он.

— Да, — прошептала я.

— Хорошо, — ответила Королева.

И решетка рассыпалась в прах. Мы пошли навстречу друг другу по этому праху, сначала не веря происходящему, и потому робко и застенчиво. А потом всё смелей, напорнее, настойчивей, наглее, мы уже бежали. И остановились, я — пышнобедрая, кудрявая, большеротая, пучеглазая, улыбчивая и пышущая здоровьем, и он — темноволосый, лохматый, тощий, с тонкими чертами болезненного лица.

Остановились. Все преграды пали, слева, справа, спереди и позади были бескрайние просторы и купол неба, усеянного звездами.

— Теперь я знаю, что всё это настоящее, — сказал Ворон, — И небо, и кусты, и роза… И ты. И я.

Мы замерли, робея друг перед другом. Я завороженно смотрела в серые водовороты его глаз, окаймленные прямыми ресницами и синяками. Он в восхищении смотрел в мои, зеленые, цвета лугов и полей.

Поцелуй был прощанием — горький, сладостный, робкий, жадный. Мы были неумелыми детьми и мудрыми стариками, тянущимися друг к другу и робеющими друг от друга. Мы оба знали, что это будет в последний раз — больше мы не коснемся друг друга никогда. Мы прощались — в какой-то степени мы исчезали. Точнее, мы исчезали для всего мира, а мир исчезал для нас.

Мы хотели растянуть вечность в паре секунд, не желая отрываться друг от друга. А когда всё-таки оторвались, то поняли, что поцелуй был недолгим, обрывочным. Первым и последним. Мне стало грустно и в то же время хорошо.

— Пора, — сказала Королева, — Превращение будет долгим, ребята. Наберитесь мужества.

====== Безмолвная ======

— Ты не боишься? — спросила она меня еще раз, когда мы сидели на скамейке в саду.

С ней не пошутишь и не посмеёшься. И если её послать за водой — она пойдет. А если рассказать ей о себе — не поймет.  Она и себя-то не понимает, что говорить о других?

— Можно сказать, это единственная вещь, которой я не боюсь. Потому что если я поступлю иначе — всё пропадет и двое превратятся в одного. И этот один больше никогда не сможет улыбаться. А если испугаюсь — стану пустым чудовищем, а это чуждо моей натуре. Вот ты представляешь меня с пеной у рта, бросающейся на других и рычащей, словно тигр?

Сандра задумалась.

— Абсолютно не похоже. Из тебя такой же монстр, какое из меня возрождение.

Мы держали в руке по баночке с алкогольным напитком, которые для нас  достала Зои.

— Выпьем за последний закат?

Мы чокнулись баночками и отпили немного. Я поморщилась от гадкого вкуса, а она нет.

— Забавно, он никогда не любил алкоголь, но поглощал его литрами, — сказала она, — Такой странный.

На горизонте тлел закат, окрасивший край неба в кроваво-красный свет с переливами. Облака спешили туда, намереваясь сгореть в последних лучах.