На мою голову осторожно опустился венок. Я почувствовала нежный запах сирени. Ещё давно я небрежно оборонила, что это мои любимые цветы. Неужели он запомнил?
— Цветы, конечно, не такие яркие, да и половина недозревшие или перезревшие, но надеюсь, это хоть немного утешит тебя, — то ли весело, то ли грустно сказал он.
Да… Букет был не самым красивым, но мне действительно полегчало, я была счастлива, словно глупая маленькая девочка, которую впервые сводили в планетарий.
— Странный ты. Или это я странная? Вроде утешил меня, а вроде ещё хуже стало. Хуже от того, что мне грустно здесь.
Он сел рядом со мной так, чтобы я не видела его лица.
— Тебе… Плохо здесь?
Я не решилась ответить, потому что только сейчас до меня дошло, насколько он одинок. Если я уйду, то кто у него останется? Друзья либо покинули его, либо стали теми, кем лучше не становиться. Родители перестали его навещать, как только сдали его сюда. Для Халатов он безнадежный случай, набор диагнозов в медицинской карте. Днями и ночами он сидел наедине со своими монстрами в тесной Клетке, вцепившись руками в прутья решетки и глядя на лоскут неба, опасаясь, что если отведет взор, то всё исчезнет. А потом монстры ушли, как ушел и страх, и наступила тишина, стирающая границу между выдумкой и реальностью, ним и остальным миром. Его спасением и отдушиной стала ледяная пустыня, и та вскоре исчезла. А потом пришла я, веселая болтушка-хохотушка, которая все время несла какую-то бессвязную чушь и растормошила его. Болтушка, которая делилась с ним приятными снами, разбавляя вереницу кошмаров.
— Мне кажется, что я не имел право так поступать. Я создан для такого — путешествия, новые секреты, оторванные корни и мокрое оперение. А ты скорее садовая роза. Если вырвать тебя, ты завянешь.
Его голос задрожал, но он тут же совладал с собой.
— Должен был ли я отрывать тебя от друзей и посиделок на крыльце? Должен ли был я превращать весну в вечность? Этого ли я хотел? Создал я или разрушил? В конце концов, я сделал только хуже. Все, чего я хочу — это чтобы ты была счастлива. Я надеялся, что смогу сделать тебя счастливой, смогу поделиться своим светом, но мой свет черен.
И он глухо рассмеялся, и в этом смехе чувствовалась невыносимая боль и треск разбитого сердца.
— Это не твой свет черен, это тьма в тебе черна, — сказала я.
Он замер.
— И эта тьма — часть меня. Глупая девчонка, ты поверила сладким речам черной вороны, и теперь ты пропала.
Он повернулся ко мне, и его лицо исказилось кривой усмешкой.
— Ты говоришь, что Мама тебя назвала Вороном? Нет, она называла тебя не так!
— Чего?!
— Твои перья белы. Это тьма окрасила их в черный, это темная кровь поглотила тебя.
Он посмотрел на меня исподлобья, его серые глаза налились кровью. Венок у меня на голове завял, птицы замолкли, небо заволокло тучами. Стало холодно, словно осенью, поднялся колючий ветер. Я съежилась, обхватив туловище руками. Венок сорвало с моей головы и понесло в сторону фонтана. Он скрылся в потемневших водах.
— Да что ты вообще знаешь, муза?! — вскричал Ворон.
Небо стало черным, вода в фонтане превратилась в кровь. Пение птиц обратилось в визги, деревья, словно когтистые лапы ястреба, потянулись ко мне. Меня словно пригвоздили к скамейке, хотя я в глубине души понимала, что надо бежать.
На мои колени опустилась веревка.
— Хватайся, девочка, чего сидишь?!
Я автоматически схватилась за неё, и обладатель ласкового, и в то же время резкого голоса так резко дернул, что я едва не упала.
Мы побежали прочь из потемневшего сада и оставшегося в одиночестве Ворона, а я так и не решалась задать вопрос: куда?
— Да не «от», — нетерпеливо объяснила смутно знакомая женщина, — А «к». Точнее, в центр. Прыгай!
Земля так резко ушла из-под моих ног, что я завизжала, как в фильме ужасов.
— Мне потрудятся объяснить, что тут происходит?! Обычно милый мальчик вдруг взбесился, сад потемнел, какая-то тетка поволокла меня неизвестно куда, а тут ещё и это!
— Поступь, иногда ты хорошо соображаешь, а иногда можешь быть такой недогадливой! Забыла, что ты только что про кровь говорила?
— Да я сама не знала, что несу! Слова как-то сами возникли!
— Просто рот у тебя работает быстрее головы. Муза, что ещё сказать? Хотя ты сейчас Тень. Но муза всегда останется музой, даже если превратится в бабуина.
Мы всё еще падали в кромешной тьме, пахло сыростью, плесенью и… канализацией?
— О, прости, что вспылила. Я такая импульсивная! Нетрудно догадаться, кто я.
— А мне трудно, — буркнула я, — Кто ты вообще такая и откуда столько знаешь про нас?
— Ну, знаю я только про Ворона, ведь это я открыла ему его имя.
— Разве не нарекла?