– Извините, мне пора… – Он поднялся из-за стола, но вдруг замер, словно забыл сказать или сделать самое главное. – Да, и конечно же поздравляю вас. Это – настоящий, феноменальный успех. И вы его заслужили… До свидания…
«Прямо-таки – феноменальный… Что это он?..» – удивленно подумал Никита, провожая взглядом удаляющуюся фигуру в длинном плаще.
Он увидел Шакальского еще раз – сквозь стеклянную стену салона, садящимся в явно только что выгнанный после предпродажной подготовки автомобильчик. Никакой охраны рядом с ним не было. Был мальчик – совсем еще молодой, почти ребенок, худенький и белокурый, задыхающийся от искреннего счастья гермафродит небесный…
Но вместо привычного злобного отвращения Никита почувствовал лишь радость, что он сам не «иной», а самый что ни на есть «нормальный», и скоро поедет на совсем новой смешной машинке к девушке – нежной, рыжеволосой, с испуганно-радостными искорками в зеленых глазах…
– Никита, милый, скажи честно, ты что-то принимаешь?..
Расположившись на брошенном на пол покрывале, они ели разрезанную на ломти огромную пиццу, запивая ее красным вином. Оглушенная счастьем Полина сидела на подушке, Никита прислонился спиной к дивану. Второй подушки у девушки попросту не оказалось, и эта мелочь почему-то наполнила душу Бугрова щенячьим мальчишеским счастьем…
Сколько раз они занимались любовью, он не помнил. Больше четырех, но вот все, что было потом, смешалось в длинный, как сон, клубок из страсти, усталости, нежности и еще каких-то потрясающих вещей, не имеющих имени…
Ели они в третий раз. Сначала впитавший уроки Циммершлюза Никита заказал в модном ресторане бутылку «Просеко» и икру. Затем им привезли из «Фудзи» три набора суши и бутылку саке. Теперь наступила очередь обыкновенной пиццы. С каждым разом еда становилась проще и питательней. И дело было не в деньгах, деньги у Никиты были, просто их молодые тела с каждым разом все более требовательно гудели от голода. Животно требовали жизни и силы…
Сколько времени – часов или дней – прошло и что происходило за зашторенными окнами в жизнь, они не имели понятия. В одну из сладостно-томительных пауз, вдыхая медовый запах волос любимой, Никита выслал Марику игривую SMS-ку. «Ночевать не приду, не волнуйся. Целую нежно, твой Ники» и получил царственно-краткий ответ – «Здоровья в любви! Нарком Циммершлюз».
О «мини», которую Никита специально поставил прямо под окнами, не было сказано ни слова. И не потому, что он постеснялся или решил приберечь сюрприз на потом. Так вышло…
Полина не просто была дома, когда он позвонил в хлипкую дверь ее съемной квартирки. Она ждала его. Резко открыла, едва он успел коснуться кнопки звонка, – напряженная, как струна, в полудетском банном халате поверх голого трепещущего тела, – бросилась ему на шею, горячо зашептала на ухо нежно-стыдное… И мир, сначала вздрогнув, медленно поплыл куда-то по невидимому кругу, а затем и вовсе исчез, словно в нем остались только они, большой мальчик и большая девочка, задыхающиеся от наслаждения и благодарности на тесном однокомнатном островке чужого жилья… И все автомобили мира исчезли вместе с самим миром, даже яркий жучок, с трудом забравшийся на шершавую серую полосу тротуара.
Какой была Полина? Никите поздно было отвечать себе на этот вопрос. Потому что сейчас она уже стала его частичкой – стыдливо-жадной, чувственной, родной. Он не помнил, говорил ли ей, что любит, наверняка говорил, – там, в радужных судорогах счастья, вообще не было слов, которые они не могли или не захотели бы сказать друг другу…
– Принимал, да, любимый? – в счастливом изнеможении повторила Полина.
Она положила в коробку недоеденный ломоть пиццы, по-детски вытерла губы ладошкой и, взяв стакан с вином, придвинулась ближе, положив голову на плечо любимого.
– Раньше нюхал… – с честным безразличием ответил Никита.
– Я не об этом, глупый мой… Раньше все нюхали… – Девушка поцеловала его в голое плечо. – Я в смысле – виагру или что-то такое…
– Виагру? – удивленно спросил Никита. – А что это?.. А, это… Да ты что…
Он даже тихо рассмеялся, представив, как судорожно глотает какую-то таблетку, стоя перед дверью девушки. Смешно… Виагрой для Никиты было само ее медовое тело, виагрой был каждый ролл суши, каждый глоток вина, каждый вдох…
– Господи, как же страшно… – Полина прижалась к нему чуть сильнее, он почувствовал знакомую тяжесть ее упругой груди, и еще – что его измученное тело сразу отозвалось…
– Почему страшно? – спросил он, чувствуя, что не успеет выслушать ответ, все его существо опять хотело счастья и опять могло его дать.
– Не прикидывайся…
– Я не прикидываюсь, Полин… Откуда я знаю, чего вы, девчонки, боитесь?..
Никита говорил уже с трудом – рука Полины легла на его оживший член, и он задышал учащенно, понимая, что все слова мира через миг не будут стоить ничего и поэтому исчезнут за ненадобностью.