По мнению учителя, война немцев с евреями – часть фашистского наступления на все народы Европы, элемент масштабной «иерархии подавления», в которой евреи отнесены к самому нижнему рангу, цель же состоит в том, чтобы запугать остальные народы и принудить к покорности. Да, в подобном объяснении присутствует риторика универсальности, но она не слишком принижает воздействие того, что описано в рассказе почти в документальных подробностях: систематическое массовое уничтожение евреев. Рассказ Гроссмана служит опровержением часто звучащего утверждения, что писатели советской эпохи так и не смогли отобразить в своем творчестве геноцид евреев на советской территории.
Повесть Ямпольского «Дорога испытаний», напротив, по большей части посвящена прославлению советского образа жизни. В ней рассказана история молодого студента-историка, который учится в киевском университете, в первые месяцы войны его призывают в армию. Он возвращается в квартиру, где живет его возлюбленная, но на звонок в дверь отвечает незнакомая женщина, которая смотрит на него с подозрением. Однако увидев на нем солдатскую пилотку, она меняет отношение и любовно называет его «товарищ»: «Может, это в Бабьем Яру кричала она, вызывая нас через тысячу верст, или в каменной трущобе Берлина на окровавленном топчане бредила она этим словом, или на дощатом сельском эшафоте, когда палач накидывал на нее мертвый намыленный узел» [Ямпольский 1964: 46].
В этом абзаце «Бабий Яр» обозначает место, где произошло что-то страшное, однако слова эти не производят отдельного действия, никак не отличают это место от всех прочих страшных мест. Включение Бабьего Яра в список мест, где немцы совершали свои зверства, вполне могло быть воспринято читателями как обозначение гибели именно евреев. Однако смысл их гибели глубоко запрятан в нарратив о братстве и солидарности как приметах советского образа жизни, воплощенного в слове «товарищ».
В конце повести молодой герой слушает популярную радиопередачу про вселенную, универсум: «“…Вселенная в целом не имеет ни конца, ни границ ни в пространстве, ни во времени”» [Ямпольский 1964: 236]. Герой думает, что слова эти подходят и к нему, и к его стране, не только в силу ее мощи и несокрушимости, но – и это важнее – в силу того, что она воплощает в себе черты универсальной инклюзивности и прогресса. СССР дает своим гражданам возможности для безграничных достижений, для преодоления всех препятствий. Как говорилось в Главе 1, подобные же чувства звучат и в финале эпоса Маркиша о Гражданской войне «Братья»: «Теперь родиной нам – вся круглая земля».
Другим примером советского военного универсализма может служить повесть Германа «Подполковник медицинской службы», которая вышла в свет в сокращенном варианте в 1949 году. Полностью она была опубликована в 1956-м. Герман (1910–1967) был плодовитым и популярным советским писателем, автором известной трилогии, действие которой происходит в годы войны, а также исторического романа из времен Петра I; несколько его произведений были экранизированы. В годы войны он был корреспондентом ТАСС, приписанным к северной группировке советского флота.
Герой повести, Александр Маркович Левин, – шестидесятилетний флотский врач, беззаветно преданный своему делу; он отказывается ехать в Москву лечиться от рака и умирает на боевом посту. Презрению к страху перед своей болезнью Левин учится у сослуживцев, у людей, у которых «есть чувство долга. Это коммунисты, советские люди, самые сильные Люди в мире, люди великой идеи, и он обязан быть таким же, как они» [Герман 1976: 114]. В «Подполковнике медицинской службы» единственный «еврейский» эпизод связан с тем, что перед доктором Левиным оказывается немецкий летчик, которого вытащили из моря. Пилот отказывается принимать медицинскую помощь от «юде» [Герман 1976: 96]. Слово написано кириллицей, имеется в виду немецкое «Jude». В повести нет упоминаний о массовых убийствах и лагерях смерти, да и о других реалиях военного времени, в том числе и о том, с какой жестокостью сталкивались русские и немецкие военнопленные в руках противника. Об отношении нацистов к евреям упомянуто лишь в одном эпизоде. Реакция доктора Левина на слова нациста стоит того, чтобы процитировать абзац полностью:
Он знал, что сказал этот человек, он слышал все от слова до слова, но не мог поверить. За годы существования советской власти он забыл это проклятье, ему только в кошмарах виделось, как давят «масло из жиденка», – он был подполковником Красной Армии, и вот это плюгавое существо вновь напомнило ему те отвратительные погромные времена [Герман 1976: 96].