Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

«Клятва» Фефера построена схожим образом, вокруг перечисления последствий его собственной клятвы и завета: говорящий обещает, что если он потеряет одну руку, то станет убивать врага другой; если потеряет другую, ненависть придаст ему сил сражаться дальше. Если он не сумеет полностью стереть врага с лица земли и уничтожить память о враге, если он не исполнит клятву и завет, данные советской земле и еврейскому народу, имя его до скончания века будут выкликать на поверке позора. Обещание псалмопевца вспомнить все, что было уничтожено, – в противном случае его ждут телесные травмы – одновременно служит призывом к Богу, чтобы тот запомнил все муки народа Израиля и осуществил отмщение от его имени. И в 136-м псалме, и в «Клятве» Фефера переплетение мотивов памяти и мести создает один и тот же устрашающий эффект. Как и другие советские писатели на идише, которые в 1930-е годы использовали еврейские тропы в своих произведениях о социалистическом строительстве, Фефер по ходу войны перерабатывает 136-й псалом, создавая чисто советскую и еврейскую «клятву верности».

В стихотворении Маркиша 1943 года «К еврейскому бойцу» также звучат отсылки к еврейской текстуальной традиции. Поэт воспевает союз человека и оружия:

Все одно, как если ты вплавишь себя в корпус танка…
Если сольешься в целое с пулеметом,
Если вместе с гранатами будет взрываться над полем твоя сила,
Только с каждым твоим залпом из сердца будет выплескиваться
Столь безграничное «благослови, душа моя, Господа»!

Алцайнс – ци шмелцст зих айн ин рудер фун а танк…
Ци инем койлнварфер айнгеглидерт бист,
Ци дурх гранатн блицт иберн фелд дайн крафт-шайн,
Нор фун дайн йедн залп иберн харцн зих цефлист
Аза фарфлейцндике борхи нафши!

[Markish 1943a: 4]

Строка «Благослови, душа моя, Господа», вставленная в текст на идише на иврите, открывает 102-й псалом. В псалме рассказано о сотворении мира и описаны величие Господа и его власть над собственным творением; например, ветра названы вестниками Господа. В стихотворение включены взятые из псалма образы славы Господа и покорности ему природы, но здесь речь идет о прославлении бойца-еврея – например, в строках, где описано, как «язык ветров, неподвижность гор» и «цвета радуги» полируют оружие солдата до ослепляющего блеска. В то же время, и в этом стихотворении звучат призыв к отмщению и прославление ненависти («Мне не ведом цвет ненависти, ⁄ Мне ведома ее сила»), а также обожествляется еврей – герой войны, тело которого распыляется по его оружию. Поэт обещает еврейскому солдату, что страна наградит его «золотой звездой», а его народ – имеется в виду еврейский народ – включит его в качестве звена в «золотую цепь» еврейской памяти («дих ин дер кейт дер голденер вет айн-шлисн дос фолк, ⁄ А штерн онтон вет а голденем дос ланд дир!») [Markish 1943а: 7]. Использование цитат из 102-го псалма и отсылка к еврейскому народу составляют еврейское обрамление того, что, по сути, звучит как пеан солдату-киборгу.

В текстах литературы мобилизации нет времени на размышление о том, какой урон наносит герою превращение в супервоина. Боль, сразу после причинения, заглушается ненавистью, превращая рану в оружие. Усиление боевой мощи человека происходит за счет утраты им человечности, но этот факт литература о войне игнорирует. Напротив, в своем поразительно сильном произведении «Хешл Аншелес» Дер Нистер критически подходит к этой литературе, не чураясь, однако, тех жестоких обстоятельств, которые ее породили. Дер Нистер («Сокрытый») – это псевдоним писателя на идише Пинхаса Кахановича (или Кагановича, 1884–1950). Дер Нистер, на которого сильно повлияли тексты мистика рабби Нахмана Брацлавского, начал публиковаться в начале XX века; его рассказ «Под забором» и роман «Семья Машбер» переведены на английский, однако произведения военных лет, в том числе и сборник рассказов про оккупированную Польшу, мало известны англоязычному читателю[144]. Первые несколько военных лет Дер Нистер провел в Ташкенте. Его дочь умерла в Ленинграде во время блокады.