Музыка из уходящего поезда. Еврейская литература в послереволюционной России

Ун ойб с’вет дер финцтерер вихер а хант мир цефликн,
Вел их мит дер цвейтер дем файнтлехн отем дерштикн;
Ун ойб с’вет а койл мир ди хант ойх ди цвейте цедройбн,
Вел их мит майн хейликер сине дем вейтик фартойбн…
Ун ойб с’вет ди нахт мир мит блиндкайт фарлешн ди ойгн,
Майн сине – майн швестер ин шлахт вет нит лозн фарнойгн
Майн коп…
Дер флам фун майн кас вет аф эйбик зайн зейхер фармекн

[Fefer 1943: 3].

У созданного Фефером образа бойца как мощного механизма истребления есть предшественники в литературе как на русском, так и на идише. Превращение человека в сверхчеловека было центральным тропом пролетарской поэзии 1920-х годов. Например, герой Маркиша Шлойме-Бер выковывает себя в огне и произносит «слова как пули». Кроме того, боец Фефера напоминает Павку Корчагина из романа Н. А. Островского «Как закалялась сталь». Этот герой Гражданской войны, ослепший, парализованный и способный пользоваться только одной рукой, продолжает служить своему делу тем, что пишет романы. В статье, опубликованной в «Знамени» в 1944 году, говорилось, что Павлы Корчагины появились и в реальной жизни [Трегуб, Бачелис 1944].

Разница между героем Гражданской войны у Маркиша и героем Второй мировой у Фефера заключается в осознании утраты. Амбивалентное отношение к революции у Маркиша, с его образами раздутых гниющих тел, пропитано чувством утраты, которое в первой главе было названо «мертворождением революции». Герой Фефера, напротив, ощущает раны, которые наносят его телу, лишь как следующий этап его превращения в более смертоносное оружие. Концепция «нарративного фетишизма» Э. Сантнера, основанная на анализе рассказов Германа 1980-х годов, также проливает свет на это измерение советской военной литературы мобилизации. Нарративный фетишизм – это «стратегия развенчания, в фантазиях, потребности скорбеть, через симуляцию состояния неповрежденности» [Santner 1992]. Как видно из духоподъемной морали романа Эренбурга «Буря», соцреализм в принципе представляет реальность в приукрашенном виде. В литературе мобилизации этот принцип доводится до абсолюта и в результате переходит в новое качество. В «Клятве» Фефера утрата превращена в приобретение. В его мини-произведении научной фантастики искалеченное тело бойца не только нигде не повреждено, но даже стало лучше прежнего. Утрата частей тела фетишизируется как способ повышения боеспособности.

Переход от одной стадии к другой происходит стремительно. Текст стихотворения перескакивает с травмы к ее последствиям, от насилия к продуцированию ненависти и новому насилию. Никакой паузы для выражения боли. Ускоренная темпоральное™ – ключевое измерение литературы мобилизации. Мобильность – это способность стремительно перемещаться с одной позиции на другую; быть мобилизованным – значит быть готовым к войне, и в «Клятве» Фефера два этих значения объединены. Скорострельная темпоральность таких текстов, как «Клятва», контрастирует с «А в общем, ничего, кроме войны!» Слуцкого. Слуцкий растягивает время, сополагая далекое прошлое «вчера» и длящееся прошлое, которое и есть война. Повторение прошлого в настоящем – важнейшая черта литературы скорби и поминовения. При этом стремительная и жестко линейная временная композиция литературы мобилизации не оставляет пространства для скорби.