Музыка льда. Осколки

Вздохнув, тренер лезет в документы в поисках Милиных рецептов. На одном из них есть личный номер врача. Вот она жизнь спортсмена, даже антидепрессанты не выпьешь, чтобы об этом не знали еще минимум пяток человек, не считая антидопинговый комитет, если лекарство вдруг не просто так, а с эффектами. Милкины были по сути травяными сборами, но и их аккуратно внесли во все списки, на всякий случай. В конце концов, чего может стесняться человек, который регулярно мочится на глазах у посторонних людей в баночку? Оборотная сторона медалей. Так себе удовольствие.

Складывает бумажку с номером телефона в карман. В полночь звонить и даже писать смски — дурной тон. Так что придется завтра начать день с общения с человеком, видеть которого не было никакого желания, но, похоже, появилась необходимость.

Легкий стук в дверь отрывает Викторию от суматошных мыслей. В проеме появляется голова охранника:

— Виктория Робертовна, вы домой-то сегодня идете? — участливо спрашивает кругленький мужчина лет 50 в форме.

— Да, Михаил Яковлевич, что-то задумалась я глубоко. Сейчас соберусь, — отвечает тренер. Берет пальто с вешалки и выходит из кабинета.

“Буду думать завтра”,— наконец принимает самое разумное решение женщина, спускаясь по ступеням и выходя из дверей “Сапфирового”.

А этот вечер никак не желал становиться томным, поскольку возле своей машины блондинка замечает мужской силуэт и, уже без труда, узнала того, кто ее ждал.

— Вова, вот сегодня, действительно, неудачный день для того, чтобы вести беседы. Даже ночь. Поезжай домой! — все это Виктория сказала, еще подходя к машине, и, лишь приблизившись, поняла, что домой Владимир ехать не может. Он был в стельку пьян.

****

За 16 лет до олимпиады

Это был самый холодный июльский вечер в жизни Вики, хотя солнце ласково согревало землю, легкий ветерок прятался в кронах тополей, а в парке весело щебетали воробьи и так же чирикали ребятишки, высыпавшие на прогулку с матерями.

Владимир сидел рядом с ней на лавочке. От него несло алкоголем и Вику мутило от этого запаха. Токсикоз у нее был ненавязчиво-мучительным. Ее не рвало, но подташнивало почти все время уже второй месяц. И эта фоновая тошнота мешала наслаждаться ощущениями начала новой жизни, для нее, для того или той, которая сейчас росла в ней, для всего мира, который теперь уже точно не будет прежним.

— Тори, пойми меня. Я не отказываюсь от своих обязательств, но я не могу сейчас ничего сказать Аленке. Надо просто подождать! — с каждым словом он выдыхает этот спиртовый запах, и тошнота накатывает снова.

— Я не понимаю, чего мне ждать? Сколько? Зачем?! — они сидят на улице, так что она даже не может накричать на него.

— Слушай, — Владимир внезапно оживляется, — а может, еще это можно… ну, операцию. У нас еще будут дети, Тори. Но не сейчас. Сейчас это неподходящий момент! Я нормально разведусь, разберусь со всеми делами. И года через два-три родим малыша. Вместе. Семьей.

Она смотрит на него и понимает, что плохо видит. Появляется какая-то муть, мешающая четко разглядеть лицо того, кто только что сказал ей, что ему не нужен их общий ребенок. И только потом, когда соленая вода потечет из глаз, она сообразит, что это слезы. Обычные бабьи слезы. Гормоны. Глупость.

Мужчина явно раздосадован ее реакцией. Становится суше и жестче:

— Ладно, хорошо. Давай тогда я куплю тебе билет в Америку. У тебя же есть кто-то в Америке, у кого ты можешь временно остановиться? Подружка какая-то вроде, ты же рассказывала? А потом придумаем что-нибудь. И родить в Штатах — это хорошо для ребенка. Гражданство, — Вова ерзает от внезапно посетившей его, как ему кажется, отличной идеи, — Нет, правда. Роскошная мысль. Давай на середину осени. Как раз успеешь дела доделать и спокойно улетишь? Тори, мне сейчас разводиться — реально зарез! Весь бизнес делить!

Девушка молчит. Все уже решено без нее и за нее. И да, пусть будет Америка. Там ее хотя бы любят и принимают.

***

— Долго работаешь, принцесса, — произносит мужчина, опираясь на капот ее автомобиля, — я уж думал, что опять не смогу с тобой поговорить! Но мне везет!

— Мне не везет, похоже сегодня, — тихо произносит блондинка.

— Тори, ты чего такая грустная? Неужто из-за своего молокососа? Чего это он тебя сегодня не встречает-провожает? Не думал, что ты стала предпочитать розам ощипанные комнатные цветы, а нормальным мужикам — детей!

Значит вчера он видел их с Ильей. Да, прекрасно, что уж! До кучи.

— Вова, пожалуйста, вызови себе такси и отправляйся домой. Место, время и мое настроение к разговорам не располагают. Да и ты безобразно пьян.

Мужчина машет рукой:

— Обойдусь без такси! Я за рулем.

— Ты собираешься вести в таком состоянии автомобиль?! — Виктория по-настоящему пугается.

— Ерунда, — широкий раскоординированный взмах рукой, от которого Коршунова заносит.

— Ну уж нет! Не хватает знать, что на моей совести будет чья-то жизнь. Хорошо еще если только твоя. Садись, — Домбровская открывает дверь пассажирского сиденья и почти впихивает на него своего собеседника.