Музыка льда. Осколки

Лед в 7 утра? И вам 9 лет. И мама будит вас, собирает полусонной, везет в метро. Это будни, в которых живут фигуристы с детства. И их родители. Лед будет тогда, когда есть возможность. Либо вы на него можете приехать, либо вы не катаетесь в группе. Потом школа, потом сон, потом снова лед. Да, никому неинтересно, успевает ли спортсмен учить уроки, играть друзьями, читать книги. Любой тренер скажет, что учиться можно и в сорок, а олимпиаду выигрывать только в молодости. Если при этом ты любишь спать до полудня, это исключительно твои проблемы. До скольки любят спать твои родители, какой у них график работы, где они возьмут денег на тренировки и инвентарь, как организуют посещение тренировок ребенком, тем более не интересует тренера. Для тренера спортсмен должен быть получен здоровым, отдохнувшим, настроенным работать. Последнее обязательно. Первые две функции — желательная опция.

Вика ненавидит вставать раньше 9 утра, но умеет, и в будние дни просыпается так, словно ее ждет лед в 7, хотя такого уже давным давно не бывает. В “Сапфировом” железно установленное расписание, заботливо подобранное и после чуть не в смертельных схватках выколоченное приемлемое время, которое не убивает нечеловечески ранними подъемами ее подопечных и саму тренера. Хоть Домбровская и встает рано. Сегодня вот в начале седьмого она уже пьет кофе на кухне, рассматривая детали обивки стула напротив. Пустого.

Оказывается, Виктория привыкла за прошедший год с небольшим пить кофе на этой кухне с Ильей. Прикипела к такой простой бытовой детали как завтрак с любимым человеком дома. Раньше она не позволяла слабости жить вместе с теми, с кем спала, во-первых, дома ребенок; во-вторых, вроде и незачем, и неудобно. С собственным хореографом как раз было удобно во всех смыслах, а ребенок теперь жил далеко, отдельно и возвращаться, если все будет хорошо, не собирался. А коли соберется, то вряд ли уже под мамино крылышко: слишком часто в неурочное время Вика услышала знакомый мужской голос где-то за кадром их с дочерью видеообщения. С одной стороны — рановато заводить полусемейную жизнь, с другой — эти почти дети все равно живут самостоятельно, черт знает в скольких тысячах километров от взрослых, пусть уж лучше вместе, поддерживая друг друга, чем врозь.

Пока Ника была маленькая, их общность определялась не столько домашними посиделками, сколько совместным временем на льду. Мама много работала, дочка много тренировалась под бдящим родительским оком. Именно на катке проходила не только тренерская жизнь Вики, но и родительская. Там она была со своей девочкой, и мамой, и тренером. И мамой всегда больше.

Но к 15 годам стало очевидно, что никакого одиночного у ее Ники не будет. Детская травма, результат материнского и тренерского недосмотра, по мнению Домбровской, давала себя знать все сильнее. Ника слушала музыку безумно точно, но не вывозила абсолютно сложности одиночного катания. Тройные ей давались с таким трудом и таким риском повторения беды с коленом, что даже думать о серьезных стартах при этом было ненаучной фантастикой, а размышлять об усложнении прыжковых элементов — и подавно. Конечно, Вика не врала, рассказывая журналистам, что переживала из-за возможных травм дочери, но она недоговаривала. Многое недоговаривала. Ни для себя, ни для своих спортсменок, ни тем более для своего ребенка она никогда не видела и не хотела мест крепких середнячков. Себя нужно искать, и находить то, в чем ты можешь быть первым среди лучших. Минимум, на который можно согласиться, первая тройка, совсем сбив планку — топ-пять, а быть тридцатым или сороковым, убиваясь о неизбежные трудности движения по любой дороге жизни. В общем, игра должна была стоить своих свеч. Так вызрело решение о танцах.

Ника поменяла направление, а вместе с ним — расписание. Произошло ровно то, чего так не хотела Домбровская изначально, почему настаивала на фигурном катании, зачем взяла дочь к себе в группу: они перестали видеться, когда нике едва исполнилось пятнадцать. Так началась отдельная жизнь двух любящих людей под одним, пока, потолком. Временами Вика заставала уже засыпающую, но еще не окончательно спящую дочь вечером или наблюдала, как она в суете утра без лишней болтовни собирается на тренировки и занятия. Общение через мессенджер превратилось в их способ не потерять друг друга в суете дней.

Что изменилось для обеих с перелетом Ники в Японию? Разве что время активных переписок и чуть более редких звонков. А в остальном? Последние три года она ребенка и так видела только на экране смартфона. Теперь ранним утром мать желала своей девочке спокойной ночи и начинала заниматься своей жизнью, то есть превращалась в тренера Домбровскую из любимой мамочки. А город тем временем окончательно просыпался.

И вот за последний год она привыкла к утру, в котором есть кто-то рядом, кто начинает день с тобой в одном ритме. И именно отсутствие этой общности ритма сейчас мешало сосредоточиться на начале дня.

****

Девять месяцев после олимпиады