Музыка льда. Осколки

Вот она стоит после похорон рядом с полками с наградами и бесцельно смотрит в никуда, а потом вынимает медаль Леоновой с полки, где у мамы стояли вперемешку награды дочерей и сына, а после внуков. Мике среди этих близких людей в тот день места не осталось, пока была жива мама Домбровская не могла предать ее веру в Леонову.

Рука взлетает сама собой и Виктория наотмашь тыльной стороной бьет по лицу предательницу. Впервые в жизни она позволила себе ударить своего спортсмена. Костяшка среднего пальца ударяется о зуб и царапается об него. Верхняя губа девушки тут же опухает. И почти в мгновенно ее хватает за плечо Илья.

Все, что понимает Домбровская — она ничего не чувствует — хуже, чем после олимпиады. Вообще ничего. Даже боли в руке от удара. Только видит, как в глазах Милы закипают слезы. Девушка бросается прочь. И никто не собирается ее догонять. Тренер разворачивается к ошалевшим и замершим спортсменами, бросает короткое:

— Продолжаем работать!

Илья рассматривает ее руку с саженной костяшкой. Тихонько тянет ее за собой приговаривая:

— Мы только на минуту. Надо заклеить пластырем. Пойдем. Пойдем.

Пока они добираются до аптечки, спрятанной в тренерском столе, бешенство полностью растворяется, оставляя после себя липкую вязкую пустоту. Виктория тяжело садится на стул, не обращая внимания на манипуляции Ландау. Опускает лицо в свободную руку и со вздохом произносит:

— Ну, что я за тренер, Илюш?!

— Нормальный тренер. Нормальный человек на пределе. Не убивайся, Эр!

Он хочет ее обнять и спрятать от ее же собственных мыслей, которые женщину сгрызают, но та упирается в него руками и делает шаг назад. Все, что ему удается — взять тонкую руку с заклеенным пальцем и почти невесомо прикоснуться губами к запястью, повторив:

— Не убивайся, Эр! Всякое бывает.

Хореограф отправляется работать, а еще через 10 минут возвращается на лед и Домбровская. И, можно сказать, что, с учетом прогремевшего в самом начале взрыва, остальная тренировка проходит спокойно и в отличном рабочем ритме.

****

Распустив детей после занятия, поменяв коньки на кроссовки, женщина возвращается в кабинет и погружается в расписание. За полтора часа она успела не только успокоиться, перестать бессмысленно бичевать себя за срыв, но и выстроила план.

Виктория не умеет просить прощения. Во-первых, в силу характера, а, во-вторых, она редко бывает неправа. А когда бывает, предпочитает оплачивать свою неправоту действиями, а не сорить словами.

Минут через 15 поднимается, накидывает пальто на спортивный костюм, в котором вела тренировку, и выходит из здания в смежный корпус медицинского комплекса, где сейчас у Леоновой должен быть массаж. Если повезет и девушка не сбежала сразу домой.

****

Кроссовки успели вымокнуть в ноябрьских талых лужах, пока она дошла до медкабинетов. Но зато в остальном явно повезло: не вызывало сомнения, что на массажном столе именно с Милой сейчас заканчивает процедуры их лучший специалист.

Увидев Викторию, мужчина приветственно кивнул и пошутил:

— Экая ты, Леонова, “звезда”, тренер бегает посмотреть на твою расквашенную о лед мордашку даже сюда! — и тут же фыркнул, — Да, не зажимайся так! Ты еще по стойке смирно встань! Виктория Робертовна простит тебе неподобающее положение и внешний вид.

С шутками и прибаутками массажист накидывает на Милину спину простыню и говорит:

— 30 минут лежи, отдыхай. Я пойду чайку попью пока.

На прощание раскланивается с Домбровской и выходит.

— Свободный лед есть в пятницу в 8 вечера. Я заняла его для нас, — сообщает Виктория.

— Да уж… Интересно… — отвечает в массажный стол Мила, и больше ничего.

Не все ль равно, что люди говорят? Иди за мной, и пусть себе толкуют!

— Мил, ну, я же пытаюсь исправить свою ошибку! — в конце концов, устав от молчания, произносит Вика.

Девушка резко разворачивается на спину, приподнимаясь на локтях. Простыня соскальзывает, открывая практически нагое тело. Верхняя губа заплывает гематомой, которая осталась от неконтролируемого удара тяжёлой тренерской рукой.

— Зачем? — вызывающе произносит спортсменка, — Зачем, Виктория Робертовна, вы хотите исправить что-то? Все стало прозрачно как никогда!

Смотреть на девичье лицо с синяком почти физически больно. Домбровская била изо всех сил, не раздумывая, и уж, конечно, не пытаясь смягчить удар. И жалеть об этом срыве, который так ясно проявился на лице ее нежной девочки, ей теперь до конца собственной жизни.

— Мил, мы же не чужие друг другу люди! Ты мне дорога. Я люблю тебя, в конце концов! — правду говорить легко и приятно, но больно, как проехаться в падении кожей по асфальту.

Она помнит огромные детские глаза Милки в первый день на катке, неуклюжие заплетающиеся ножки, которые старательно вычерчивали линии лезвиями по льду. Кривоватые вращения, того и гляди, свалится на попу с задранной ногой. Это их жизнь рядом, вместе. О таком не забудешь. Из этого выросла ее любовь к маленькой девочке, девушке, спортсменке, победительнице.