Музыка на Титанике (сборник)

«Потому что ведь… разницы никакой…»

Потому что ведь… разницы никакой —
то ли этой строкой, то ли той строкой
отчитаться за время, за место, за всё подряд!
А над чем ты бездельничал и о чём
разговаривал с музыкой по ночам —
никого это не касается, говорят.

Потому что ведь… эта и та строка —

обе сделаны из одного куска:
матерьял тот же самый, не надо смотреть вокруг!
Там – края разогнув, тут – загнув края:
это тело моё, это кровь моя,
это тело и кровь, что давно отбились от рук.

Потому что ведь… как ты ни причитай,

а не скажешь нб небе: прочитай,
это я – обо всём, что постиг и чего не постиг;
говорят, там один лишь бесплотный свет,
говорят, там ни тела, ни крови нет —
и, скорее всего, вообще не читают книг.

«Все проходившие мимо меня…»

Все проходившие мимо меня
были умнее и лучше меня —
кто-то монистами, значит, звеня,
кто-то монетами, значит, звеня:
уличный комик, бродячий танцор,
и алкоголик с разбитым лицом,
и побирушка с картузом в грязи,
и потаскушка с цветком на груди.

Произносивший тираду с коня

был и умнее, и лучше меня,
и Паганини, игравший с листа,
и оступившийся в реку с моста
юный влюблённый с подбитым крылом,
и полицейский с процветшим жезлом,
слепнущий странник в компании пса
и террорист на пути в небеса…

Кто обирал меня средь бела дня,

был и умнее, и лучше меня,
и убивавший меня много дней
тоже был лучше меня и умней.

«Тут нету ничего такого…»

Тут нету ничего такого —
такого… чтоб остановиться,
плениться ролью очевидца
и замереть на месте от
красот каких-нибудь, высот
каких-нибудь…
бывай, синица,
тут нету ничего такого —
скорее уж, наоборот:
и свет как свет, и свод как свод,
и род как род, и сброд как сброд,
и ожерелья, и оковы,
и нету ничего такого,
хоть днём и ночью хоровод
кружится, плачет взад-вперёд
бессмысленно и бестолково —
и крепко заведён завод,
и нету ничего такого,
и повторится слово в слово
за годом год…
бывай, синица,
зарница, бражница, блудница,
и пусть тебе не снится тот —
тот я как я, тот книжный крот, —
кто сам не спит, а только снится.

«Слушай сейчас, мне потом уже так не сказать…»