— Вы не знали о законах, которым подчиняется не только Термина, но и вся Ойкумена?
— Мне нужны были деньги на дальнейшую дорогу. Я пришла добровольно, увидев объявление. — Голос Ариадны тоже дрожал, Вестания видела, насколько напугана она. — У меня на руках больной ребёнок, вы же видите. Чем дольше вы продержите нас тут, тем хуже ему будет. — Отчаянье в её голосе сменялось злостью.
— Акрополь в силе позаботиться и о больных детях, и о прочих людях, пришедшим сюда по нужде. — Сказал военный снисходительно. — Мы продолжим нашу беседу наедине. Уведите этих, — военный махнул рукой надзирательнице.
Та немедленно подтолкнула девочек к выходу.
Ни Теренея, ни Вестания не осмеливались больше заговорить. Надзирательница выволокла их за дверь. Вестания видела, как проследила за их перемещением Ариадна, провожая взглядом полным стыда и страха.
Вестания ненароком вспомнила слова Веспер о том, что не стоит доверять другим странникам. Ариадна — человек, который оказал им поддержку в самом начале их пути, теперь навлёк на них беду. Вестания чувствовала, что её сердце навсегда потеряло веру в хорошее.
Они прошли долгую вереницу коридоров уже в другом направлении. Надзирательница привела их к душевым.
— Оставьте форму. — Приказала она холодно, когда сёстры разделись.
Вестания догадалась, что это не принесёт им ничего хорошего.
Они стояли вдвоём под струями горячей воды. Теренея ревела и, бессильная, оседала на пол. Веста не могла найти в себе сил утешить её.
— Тера… — прошептала Вестания на ухо сестре, даже не пытаясь удерживать слёзы. — Прости… это всё из-за меня…
Как она могла быть настолько глупой и неосторожной?! Они действительно вступили в контакт с Сопротивлением, ходили с Фриксом по поезду, курили в тот дурацком тамбуре. Кто угодно мог сдать их, не только Ариадна.
После душа надзирательница выдала им новую форму, от которого сердце чуть не встало в груди: на рукавах были чёрные отметки.
Никак не прокомментировав произошедшее, надзирательница отвела их двоих назад в их камеру и заперла её на ключ. Как только её шаги стихли в конце коридора, Теренея тихо простонала сквозь непрекращающиеся слёзы:
— Вестания! Что теперь будет?
— Я не знаю, Тера… — честно призналась Вестания. Говорить про побег она боялась. Теперь даже боялась поверить в него. Все надежды разбились сегодня, в комнате для допросов.
Они не сомкнули глаз, проплакав до поздней ночи. Как назло, привередливое время Акрополя замедлило свой бег. Каждая минута стала монотонной и долгой, тягуче мучительной. С каждой минутой их конец был всё ближе. Когда ленивое время дотекло до трёх часов ночи, сквозь опухшие от слёз красные глаза, Вестания вдруг увидела что-то странное.
Глава XVI. Бешеный Пес
522–523 день после конца отсчёта
Вечер уже пал на Шумы, когда Аластор добрался до своего старого дома. Машины рычали ещё громче трёхглавого монстра, который теперь бесновался, прыгал из угла в угол, пытаясь порвать старую цепь. После скорби всегда приходит гнев, и теперь глаза Аластора затмевала слепая ярость.
Подражатель. Это было его рук дело, Аластор не сомневался. Более того, он был уверен, что город не догадывался о наличии сразу двух убийц. И уж точно, он не мог оставить улик. Возможно, часть убийств принадлежала не ему, а подражателю. Скорее всего, он не умел заметать свои следы или намеренно оставлял их, чтобы натравить полицию на Аластора.
Он шёл быстрым шагом, лишь слегка припадая на правую ногу и опираясь о трость. Улица была пуста. Аластор очень сильно надеялся избежать ненужных встреч. В таком состоянии, на взводе, полный жажды мести, он не отдавал отчёта своим действиям. Сейчас точно не лучшее время для разговоров с мальчишками, и уж точно было слишком поздно для их игр.
Тем не менее от глаз Аластора не ускользнуло движение во мраке рядом с ним. Тогда он уверенно сошёл с дороги в тёмный провал какого-то старого дома. Руки бывшего наёмника оказались быстрее его мысли. Он прижал преследователя к стене, крепко схватив его за горло, и лишь потом понял, что видит перед собой Лаэртеса, чьи круглые от страха глаза устремились на него. Парень был не просто испуган, он был в ужасе.
Аластор отпустил мальчика, затем нагнулся к нему, к самому уху, чтобы можно было расслышать слова, и спросил, стараясь не кричать, но говорить громче рёва машин:
— Что ты здесь делаешь?