Музыка перемен

— Скорее бы мы продвинулись! — Я расстегнула шубу и спустила шарф с шеи. — Очень душно.

Удальцов продолжал стучать пальцами, но теперь они выдавали его нервозность. Неожиданно он начал разговор:

— Я хотел бы извиниться за тот случай.

— Какой? — Я понадеялась, что он имел в виду тот самый случай, когда его губы «как бы случайно» оказались на моей шее. Но уже прошло столько времени, что вспоминать — то ли неуместно, то ли, вообще, лучше не вспоминать, если не желаешь продолжения.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Но я хотел бы прояснить все раз и навсегда. Скрывать больше нет смысла.

По моей спине пробежали мурашки. Я не была готова к выяснению отношений. Вжалась в сидение автомобиля, будто могу врасти в него и остаться незамеченной.

— Между нами с самой первой секунды нашей встречи что-то возникло. Мне было трудно разобраться в своих чувствах поначалу, не понимал, как быть и как вести себя. Ты совершенно другая, не такая девушка, каких я встречал, с ними было проще и легче. Ты держишь себя взаперти, боишься раскрыться, поддаться чувству.

С каждым его словом моя челюсть отвисала на сантиметр ниже. Замкнутая обстановка, духота и теснота автомобиля, его голос и отражающиеся маячки в глазах.

Ему было тяжело говорить, но он продолжал:

— Я хочу быть с тобой откровенным. Никого и никогда так сильно не желал как тебя.

С этими словами Удальцов прильнул к моим губам. Он целовал дико, с жадностью, причиняя боль. Рукой потянул за волосы, что запросто мог выдрать прядь.

— Ты такая красивая, — задыхаясь, произнес он. — Как же я хочу тебя, прямо здесь и сейчас!

Красивая? Наверное, без освещения. Я с отречением следила за тем, как мы съехали к обочине, заворачивая в пустой двор.

Удальцов снял куртку, оставаясь в прокурорской форме. Потом принялся за меня, скинул с плеч шубу и начал расстегивать рубашку. Он действовал с невозмутимой проворностью, справляясь с рядом пуговиц. Снова целовал мои сомкнутые губы, шею, руками сжал грудь, пробравшись под лифчик.

Я никогда не была близка с мужчиной. Встречалась, влюблялась, но до серьезных отношений не доходило. Глядя на то, как он давился моим телом, я думала о смешном синем кителе, о значках и медальках, висевших на нем, но только не о возбужденном рядом мужчине. Удальцов закинул мои руки к себе на плечи, продвигаясь ближе и усаживаясь поудобнее. Мои руки скатились по плечам вниз, точно безжизненные плети. Я не чувствовала к нему ничего: ни возбуждения, ни отвращения, просто ничего. Его образ тонул в этой молчаливой темноте.