Музыка перемен

— … С учетом предоставленных суду доказательств и характеристики подсудимого прошу суд назначить наказание в виде лишения свободы сроком на семь лет и определить вид исправительного учреждения колонию общего режима.

После прений и последнего слова подсудимого судья удалился в совещательную комнату. Мы с Удальцовым вышли в коридор. Он был в прокурорской форме синего цвета.

Я облокотилась на прохладную стенку.

— Ты чего такая грустная? — Он растянулся в довольной улыбке.

— Семь лет, это как полжизни. Неужели такое возможно?

— Таков выбор этих людей, они сами решают. Не стоит жалеть, каждый получает то, что заслуживает.

— В голове не укладывается, что можно жить по-другому, не по-человечески, — с грустью ответила ему. Когда жулик выйдет на свободу, то мне будет тридцать. Кем я стану? Чем буду заниматься? Будет ли у меня собственная семья, муж и дети? Или я останусь одинокой, с кучей не разрешенных вопросов в голове. Мои родители станут старше. А вдруг меня уже не будет? Боль в голове усилилась, а желудок скрутило от приступа страха. Неужели я собираюсь связать свою жизнь с тем, чтобы собственноручно упекать людей за решетку? Я не настолько умна и прозорлива, чтобы отличить правду ото лжи незнакомого человека.

Здание суда было еще мрачнее здания прокуратуры, люди бродили, подобно призракам, гремевшим железными оковами на опутанных ногах. Бледно-лиловые стены, как высохшие внутренности животного, давили и сжимались; конвой шоркал тяжелыми грязными ботинками, а судьи, шнырявшие в мантиях, подметали подолами сероватый пол. На миг я ощутила себя мясником в колбасной лавке и меня затошнило.

— Эй, так не годится! Тебе нужно привыкать к работе, ты будущий помощник прокурора. Или собралась жалеть каждого подряд? — Удальцов непонимающе глядел на меня. — Только сейчас не отвечай глупостью, ладно?

Я не успела ответить, в зал судебного заседания вернулся судья. Он приговорил убийцу к семи годам лишения свободы. Вот так, одним поступком можно навсегда стереть чью-то жизнь и семь лет собственной.

Мы возвращались обратно в прокуратуру. Дороги по-прежнему засыпаны снегом вперемешку с грязевой кашей. Пробка становилась длиннее, вперед никто не продвигался. Я прислонилась к окну неутихающей головной болью, за окном совершенно темно, а в машине светилась панель приборов, чуть освещая салон. Удальцов постукивал пальцами о руль в такт играющей песни. И песня и его постукивания отдавались ударами огромного молота в висках.