Музыка времени

Нечастым гостем нашей дачи была моя племянница Виктория, легкая на подъем, деятельная, сторонница активного отдыха, незамужняя красотка с черными роскошными кудрями и тонкой талией. Все члены нашей семьи надоели ей тем, что беспрестанно подыскивали ей женихов, что превратилось со временем в юмористическое фиксирование любой особи мужского пола, проплывающей мимо в любой жизненной ситуации. Ее легкий характер без обид и претензий переводил наши поиски в смех и анекдоты.

В этот жаркий летний день Викусечка приехала к нам на автомобиле. Поковырявшись в саду, все дружно собрались купаться. Захватили с собой поесть. Нет ничего прекраснее момента, когда, разложив на полотенце бутерброды, помидоры, огурцы, зелень с грядки, можно выпить бокал самодельного кваса и закусить всем этим, подставляя бледные тела горячему солнышку. Подстилку для мини-пикника взяли огромную, так как, помимо миниатюрной племянницы, имелись в наличии и остальные члены нашего экипажа, в ту или другую сторону разменявшие центнер.

После наслаждения водными процедурами и возлияниями квасом достали колоду карт, чтобы выяснить, кто же на самом деле самый главный ДУРАК в нашем коллективе.

Из-за холмика появилась голова, а затем и крутые плечи крепкого молодого человека с рельефной мускулатурой и велосипедом в руках. За ним выполз тщедушный, астеничный паренек рязанской наружности с волосами цвета чесаного льна, блеклыми голубыми маленькими глазками, тоненькими длинными ручками и ножками с полным отсутствием рельефа мужского мускулатурного начала.

Тощенький нам весело помахал, а мы – ему. Крепкий и коренастый хмуро, молча поплыл на тот берег. Астеничный зашел в воду до пояса, поколебался вместе с течением и вышел сушиться.

– Вот и женихи пришли! – радостно воскликнул мой муж.

Вика рассмеялась и ответила:

– Да уж. Один никуда не годится, как мужчина, но весел и оптимистичен, а другой – вроде ничего, но хмурый, как осеннее утро.

Когда коренастый вернулся с противоположного берега, они заговорили между собой на английском языке.

– Вот это да! – прошептал муж. – Наша деревня еще не осчастливлена иностранцами. Как их сюда черт занес? Этот пустынный берег, кроме талдомских и дубненских, да еще филип-повских селян, никого не привечал!

– How are you? – внес в разговор свою лепту мой муж, который пять лет проработал за рубежом.

Тощенький весело ответил, что, дескать, хорошо тут у вас, и прибежал к нашей подстилке, дрожа от холодной воды, покрытый пупырышками.

Мы вежливо пригласили его присесть, благо, подстилка позволяла, закусить и сыграть в дурака. Его товарищ оказался местным жителем, а Джош (так звали незнакомца) представителем штата Оклахома из Америки.

Далее начался разговор обо всем. Беседа представляла трудности, так как знания английского языка в нашем коллективе, как и у коренастого друга, были весьма невелики.

Джош поведал нам, что название Оклахома происходит от словосочетания Okla Humma, в переводе с чоктавского языка означающее буквально «красные люди», или индейцы. Индейцы чокто не были коренными жителями этих земель. Они были принудительно переселены сюда в числе пяти цивилизованных племён. Индейская территория де-факто стала называться Территория Оклахома, что резкие перепады температур создают благоприятные условия для возникновения сильных ветров и ураганов в этом районе. Нередки здесь разрушительные торнадо.

Квас Джошу очень понравился, помидоры с огурцами тоже. Его друга звали Миша, и Джош приехал к нему в гости. Миша порылся в багажнике велосипеда и достал бутылку водки «Беленькая» и два бутерброда с чесночной колбасой.

Мы не могли отказать иностранному гостю в радушном приеме, и составили компанию в потреблении алкоголя. Выпили за здоровье присутствующих, дружбу между Америкой и Россией, и любовь во всех ее проявлениях. Напоследок сыграли в дурака пять раз. Все пять раз остался Джош.

Когда мы вернулись на дачу, Виктория сказала:

– Хороший парень, только уж очень дохленький. Да штат Оклахома – у черта на Куличках. Вот если бы в Калифорнии… Тогда другое дело…

«Слоны» и окружающий мир

Антуан Гейгер, 20-летний художник и фотограф из Парижа:

– Я начал замечать всё больше и больше изменений в нашем социальном поведении. Я бы описал это как зависимость, но это скорее похоже на потерю человечности. Я вижу это изо дня в день, когда спускаюсь в метро. Начинаешь ощущать себя одиноким в переполненном месте. Осознание этой проблемы некоторое время жило в моей голове, пока я не придумал, в какую форму его облачить. Мне нравится то, что получилось, и эта работа заставляет меня смеяться. Люди, возможно, скажут, что это жутко, а мне кажется, что фотографии забавны: это чёрный юмор.

В сериях фото “Sur-Fake” (модификация слова «surface» – переводится как «поверхность», новое слово состоит из двух: сюр + фейк, ошибка), художник изобразил культурный недуг людей, уставившихся в экраны, так, будто их лица срослись со смартфонами.