Музыка времени

Бабушка купила целый килограмм.

Дома, на кухне, рассматривая брусок, несколько раз понюхала его и принялась за дело. Лук в СССР-е был. Луковицы, провернутые через мясорубку вместе с китовым мясом, ароматно благоухали на всю квартиру. Сдобренный перцем и солью фарш, нежно разведенный размоченным в молоке хлебом, превратился в роскошные котлеты, единственным их отличием от настоящих был их цвет.

Несколько дней подряд бабушка угощала всю семью чудесными котлетами, фрикадельками, тефтелями и смеялась от души, когда отец ел и нахваливал бабушкину стряпню. Она молчала, как партизан, и правильно делала, потому что, когда секрет содержимого котлет «вырвался на свободу», отец в порыве рвотного спазма убежал в туалет и потом года два котлет не ел, а когда поедание возобновилось, он, строго глядя на еду из мяса, сурово спрашивал: «Это не из КИТА?», и недоверчиво ковырял вилкой кусок.

«Мука» для роста волос

Детские воспоминания с такой пронзительной точностью запечатлевают в памяти то, что для ребенка становится в этот момент открытием или познанием мира взрослых. Детская наивность, продиктованная отсутствием жизненного опыта, так трогательна и порой печальна, что вызывает грустную улыбку и любовь. Какие невероятные фантазии рождают в головах детей те самые слова, которые Тютчев так прозорливо и нежно написал в 1869 году:

«Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…».

Старое время, 1958 год. Унылый барак, наполненный людьми, совсем не производил впечатления чего-то бедного, страшного, безысходного. Так казалось нам, детям, ведь там бурлила наша развеселая жизнь с дружбой навек, ссорами и даже драками. Дети ходили друг к другу в гости, и этим хождениям не было конца и края. То одни родители, то другие выставляли разбушевавшихся чад в длинный коридор для продолжения игрищ. Я была, наверное, самой младшей из всех роящихся в детском табуне. Младших никогда не обижали, всегда помогали и заступались, обороняя от обидчиков. Я никогда не забуду большую семью из пятерых детей, бабушки и матери с отцом, проживающих в одной из комнат барака. Отец, покалеченный на фронте, лишенный пальцев на обеих руках, страшно пил, колотил мать, которая тоже начала с ним выпивать, но дети никогда не дрались, друг за дружку стояли горой. Однажды я видела, как сестра пяти-шести лет в лютый холод вывела младшего брата, лет четырех, гулять. У девочки была только одна рукавичка, и она старательно, сняв ее со своей руки, натягивала на обе ручки мальчику, чтобы подольше погулять и не замерзнуть.

Самой многодетной семьей была семья Лукашовых, восемь детей, самого разного возраста, веселых, общительных, хлебосольных. Хлебосольных в прямом смысле тоже, так как самым большим лакомством был свежий, только что купленный хлеб, покрытый крупной солью. Хлеб, кстати, продавали по две буханки в руки, так что за хлебом ходила вся семья.

В этой веселой семье я часто играла с детьми, пока не выгонят.

И вот однажды… Я совершенно не обратила внимания, что мать Лукашовых отлавливает одного за другим своих детей, уводя каждого за занавеску. Из-за нее выходят уже не прежние сорвиголовы, а чинные Хаттабычи с тюрбанами на головах из старых полотенец. Самая старшая, Ольга, на мой вопрошающий взгляд ответила: «Мама мукой посыпала, чтобы волосы хорошо росли».

Коса у меня была хоть куда, и мама и бабушка говорили, что бог меня не обидел, такой косой наградил, но у Ольги тоже была роскошная коса, и ее еще удобряли, чтобы было еще лучше.

Возвратившись домой, я не сразу поделилась с мамой этой мыслью о муке. А когда бабушка через пару дней собралась за репейным маслом, которым все тогда мазали волосы, я, со знанием дела сообщила что не надо масло репейное покупать, можно просто мукой засыпать голову и порядок – волосы будут хорошими, как у Ольги Лукашовой. Вон тетя Маруся всем детям голову мукой засыпает для хорошего роста волос. Мама помертвела. Обе, и бабушка, и мама, тотчас схватили меня в охапку и принялись тщательно рассматривать мою голову, но, что уж говорить – было поздно: полчища вшей разгуливали по моей шевелюре, развешивая на волосах свои яйца.

Что было потом, страшно вспомнить, чем только не пришлось обрабатывать мою глупую голову, а волосам – претерпевать вычесывание частым гребешком…, а звук раздавливаемых гнид я помню до сих пор. Тетя Мария Лукашева, за неимением других средств по борьбе со вшами, использовала просто ДУСТ, который и обозвала мукой для таких дураков, как я. Самое обидное, что мне строго-настрого запретили ходить в гости к Лукашовым. Эх!

Пирожок с повидлом

«…Сопки, сопки, сопки, тайга, тайга, тайга…

Люблю тебя Находка за эти берега…».