Радости моей не было предела, — я не шел, а летел домой!.. Но в то же время я очень боялся, что отец может не позволить мне стать музыкантом. Ведь он собирался обучать меня ремеслу. Мама меня не беспокоила. Я был уверен, что она будет рада за меня. Но получилось все наоборот. Именно мама и воспротивилась.
— Этого только не хватало! С тринадцати лет в солдаты! Чего выдумал!.. — расшумелась она. — Да и какое это ремесло? Пой себе сколько хочешь дома.
— Зря ты, жена… У ребенка душа к этому лежит. От тебя, видно, перенял любовь к песне, пусть сам выбирает свою дорогу… Так оно вернее. А что до ремесла — любое дело хорошо, если станешь мастером в нем, — убеждал отец.
Я хоть и удивился такому повороту событий, но постепенно успокоился. Мне это даже было на руку. Я знал по опыту, что последнее слово в нашей семье всегда было за отцом. Так оно и вышло.
Уже на другой день мы с отцом были в полку, и он дал согласие на мое поступление в музкоманду.
Итак, я стал музыкантом! Настоящим музыкантом!.. Меня распирало от гордости, когда музкоманда маршировала по улице и бегущие следом мальчишки с восторгом глядели на меня и на барабан, что висел у меня на груди. А сколько зависти я теперь читал в глазах Тэвана!
Положение мое очень изменилось. Теперь родителям не приходилось заботиться ни о моей одежде, ни о моей еде. Я получил военную форму и башмаки. Правда, одежда была изрядно поношенной, но мне это даже нравилось. Я казался себе уже бывалым солдатом.
Мои новые товарищи (я особенно гордился тем, что могу теперь называть этих взрослых парней товарищами), и больше других Арсен — старшина в музкоманде, — любили меня. Штерлинг был доволен моими успехами и спустя два-три месяца позволил мне учиться играть на трубе. Чего я еще мог желать?!
МЫ ГОТОВИМСЯ К ТОРЖЕСТВЕННОЙ ВСТРЕЧЕ
Был август, конец жаркого лета двадцатого года.
В Ереване ждали прибытия представителя Антанты — английского полковника Нокса. Вместе с почетным караулом встречать его должна была и наша музкоманда.
С самого утра мы репетировали то английский гимн, то дашнакский.
Мало того, что английский гимн был, по-моему, самым нудным гимном на свете, мы еще и играли его из ряда вон плохо — у нас было испорчено настроение. Наша музкоманда хотя и размещалась в казармах ереванского полка, но, будучи единственной в городе, она подчинялась непосредственно начальнику гарнизона. Это имело свои плюсы и минусы. Почти каждый вечер мы выступали с концертами в Летнем саду, нас часто приглашали и на всякие банкеты, на празднества, на парады и на похороны. Поэтому мы жили довольно свободно: уходили из полка в любое время и вообще не подчинялись правилам внутреннего распорядка.
Надо признаться, что мы часто злоупотребляли своей свободой.
Помню, позвали нас как-то на похороны известного в городе богача. За игру нам, конечно, платили, но все деньги обычно сразу же попадали в карманы командиров, а нас, в лучшем случае, только кормили посытнее.
О том, что нас приглашают на похороны, дежурный полка сказал мне. Ну, а я, как и следовало, передал все честь честью старшине Арсену (Штерлинг в похоронных процессиях никогда не участвовал). Но когда мы вошли в указанный двор и сказали, зачем пришли, нас с руганью выставили вон. Видно, я перепутал номер дома, потому что в этом доме никто не умирал. Мы стояли на улице, не зная, как нам быть. Возвращаться в полк ни с чем музыканты не хотели— боялись, что меня накажут. Кто-то предложил заходить подряд во все дворы, но остальные не согласились. Не в каждом дворе отделаешься бранью, могут и кулаки в ход пустить. И тут кларнетист Завен, мастер на выдумки, предложил другой выход. Мы заиграли траурный марш и двинулись по улице.
Был полдень, и на улицах народу хоть отбавляй. У хлебного магазина стояла огромная очередь. И все, конечно, смотрели на нас с удивлением.
Откуда ни возьмись, повылезали чумазые беспризорники и тесным кольцом окружили нашу команду. Эта масса придала процессии еще более необычный вид.
Так мы дошли до конца улицы. Никто не вышел нам навстречу. Похоже было, что никто нас здесь не ждал. Кто-то предложил возвращаться, но остальные не согласились. Наконец Арсен скомандовал: «Кру-у-гом!» — и мы, всё также играя похоронный марш, зашагали в обратную сторону. Беспризорники не отставали. Больше того, их даже прибавилось. Мы попытались отогнать мальчишек, но они тут же окружили нас снова. Четверо из них стали дурачиться: схватили какого-то паренька и понесли вместо покойника, а остальные выли, кричали, рвали на себе волосы — играли роль убитых горем родственников.
Прохожие смеялись, а некоторые ругали нас, но мы продолжали играть, пока вдруг из какого-то двора навстречу нам выбежали, замахали руками: наконец мы нашли дом, который искали…
Об этой нашей выходке в городе говорили несколько дней. Ругали на чем свет стоит. А уж как в полку нам досталось, и говорить не приходится. Грозились на гауптвахту засадить, но на другой день мы должны были играть на банкете у местного богача, и начальству ничего не оставалось, как простить нам.