Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Отец Чхве Чхока отправил сыну письмо, в котором подробно поведал о событиях, случившихся за время его отсутствия. Это было как раз то время, когда болезнь Чхве Чхока усугубилась. Узнав последнюю новость, он еще больше расстроился, и его состояние стало совсем плохим. Командир повстанцев, услышав об этом, тут же распорядился отправить Чхве Чхока на родину. Уже через несколько дней после возвращения Чхве Чхока домой его болезнь как рукой сняло. И, в конце концов, в первый день одиннадцатой луны в доме учителя Чона совершили церемонию бракосочетания. Двое красивых молодых стали единым целым. Даже не услышав подробный рассказ обо всем, можно догадаться, насколько велика была их радость. Как только Чхве Чхок вместе с женой и госпожой Сим отправился к себе домой и вошел в ворота, слуги стали выражать восторг, а стоило подняться на порог дома, как родственники встретили поздравлениями. Радость наполнила весь дом, восхищение дошло и до соседей. Началась супружеская жизнь. Огъён, запахнув полы одежды, сидела перед ткацким станком и ткала. Она сама набирала воду в колодце и толкла в ступке зерно. В служении мужу, свекру и свекрови она проявляла всю возможную дочернюю почтительность и сердечность. Прислуживала ли старшим, давала ли распоряжения низшим по положению, всегда делала это с теплотой души и правильным соблюдением этикета. Слух о ее добродетелях распространился широко, и считали, что с Огъён не сравнятся ни жена Лян Ху-на[112], ни жена Бао Сюаня[113]. У Чхве Чхока тоже, после того, как он вступил в брак, за что бы ни брался, все получалось хорошо. И в домашних делах постепенно появлялся достаток.

Но все еще оставалось беспокойство: задерживалось рождение ребенка. Поэтому Чхве Чхок вместе с супругой в первый день каждого месяца отправлялись в буддийский монастырь Манбокса и возносили молитвы Будде.

На следующий год, что был под циклическим знаком кабо[114], в первый день первой луны, они отправились в монастырь Манбокса и совершили буддийское богослужение. В тот же день ночью Огъён во сне явился Пятиметровый Будда[115] из этого монастыря и сказал:

– Я Будда монастыря Манбокса. Твоя искренность достойна похвалы, поэтому я хочу подарить тебе младенца-сына выдающихся способностей. У ребенка обязательно будет особая примета.

В тот же месяц Огъён зачала, и когда пришла пора, она родила мальчика. После рождения ребенка она обнаружила на его спине красное родимое пятно размером с детскую ладошку и поэтому дала сыну имя Монсок, что значит «Увидеть во сне Будду».

Чхве Чхок с детства был искусен в игре на флейте.

И по ночам, когда всходила луна, или по утрам, когда ярко расцветали цветы, он часто играл на флейте, глядя на луну или цветы.

Было время поздней весны. Наступила ясная ночь.

Дул свежий ласковый ветер. Ярко лился белый свет луны. Ветер срывал лепестки цветков, которые потом осыпались на одежду. Тонкий аромат, скользя, пробирался в нос. Чхве Чхок зачерпнул из глиняного сосуда вина, до краев наполнил чарку и выпил. Он сел, опершись на письменный стол, и стал на флейте наигрывать мелодию. Эхо от звуков флейты разносилось далеко по сторонам.

Огъён долго сидела в безмолвии, затем сказала:

– Обычно я не очень приветствую, когда женщина читает стихи вслух. Но моя душа дошла до такого состояния, что я не могу себя сдерживать!

Наконец она составила стихотворную строфу и прочитала вслух:

Как низко луна, что воспета была

                                                                         древним флейтистом Ваном[116].

И цвета морского небес синева обильно полита росой.

С тобою мы вместе на птице Луань[117] взлетим

                                                                                                               высоко в сине небо.

И даже в тумане, что в горах Пэнлай[118],

                                                                                                    мы не потеряем пути.

Чхве Чхок не знал, что Огъён обладает таким выдающимся талантом сочинять стихи, и, услышав, как она декламирует вслух, очень удивился. Он продекламировал стихи Огъён, снова и снова восхитился, и сам тут же сочинил стихотворную строфу в ответ:

Над Башней Яшмовой[119] далекой краснеют утром облака.

Звук флейты далеко разнесся. Мелодия звучит еще.

И эхо полнится до неба. Когда ж луна зайдет за горы

То тень цветов, что во дворе, качаться будет

                                                                                                           в ароматном ветре.

Как только Чхве Чхок закончил декламировать стихи, Огъён несказанно обрадовалась. Когда возбуждение прошло, ее охватила грусть. Взяв супруга за руку, она заплакала и сказала:

– В мире людей много несчастья. Как правило, и в хороших делах немало трудностей. Никогда не знаешь, ждут тебя в жизни встречи или расставания. Поэтому мне грустно.

Чхве Чхок вытер ей слезы и сказал, утешая: