Читаем MW-10-11 полностью

В Польше тоже имелись собственные шутовские звезды, ярко блистающие в массе банальных насмеш­ников. Именно в массе, здесь нет преувеличения, их было так много при дворах магнатов, что в 1504 году ано­нимный писатель напоминал: "Достаточно и одного шута при дворе!", а Рысиньский в своих "Прибаутках" в 1619 году цитировал старинную поговорку: "Куда не глянь - одни шуты". Тжиптицкий в книжонке XVI века "Что новенького или двор" сообщает, что шутов считали одинаково нужными, как и врачей, и сравнение это вовсе неглупо. Фрезер в своей "Золотой ветви" припомнил корейский рассказ о царе, страдавшем из-за гной­ника на губе. пока шут, вызванный не имеющими возможности прикоснуться к повелителю врачами, не рас­смешил того так, что гнойник лопнул.

Первое у нас письменное упоминание о шуте мы находим у Кадлубка, который пишет, что после битвы на Мозгаве краковский епископ Пелка выслал своего доверенного человека, священника, переодетого шутом, чтобы тот узнал чего-нибудь о сражении. Несколько шутов находилось при дворе Казимира Великого, в том числе и таинственный "шут, за которого никаких денег не жалко" и краковский селянин Кур. Шутов имел и Владислав Ягелло, в чем его обвинял епископ Збигнев Олесницкий.

Последние два десятка лет XV века и вся первая половина века XVI - это золотая эра придворных шу­тов. И ничего удивительного, ибо это были золотые времена Возрождения и Гуманизма. В них полно гениев мысли, науки и искусства: Коперник, Леонардо, Браманте, Рафаэль и Микельанжело, Макиавелли и Босх, Лю­тер и Мор, Армиосто и Кохановский, Рабле и все остальные. Именно в это же время живет троица равных вы­шеупомянутым, но оскорбленных энциклопедиями наибольших шутов-"морософов": Вилл Саммерс в Англии, Трибуле во Франции и Станьчик в Польше. У Трибуле и Станьчика совпадают даже даты рождения: "около 1480 года".

Наследие Станьчика приняли в Польше Слобиковский, Земба, итальянец Гузман, Войташек, Ясек, Бе­нек и Винницкий. Самым интересным среди них был Бенек, он же Бениаш, шут великого коронного канцлера Кшиштофа Шидловского. Когда однажды, на пиру, уважаемые гости насмехались над Бенеком, тот долго мол­чал, но потом серьезно сказал:

- А знаете, милостивые государи, что я, выходит, тоже великий господин, больше даже чем канцлер, так как у него всего один шут для забавы, а у меня столько, сколько здесь за столом поместилось!

Это заставляет припомнить подобный остроумный ответ Вольтера, В молодости ему обещали какую-то хорошую синекуру. После заседания Совета Вольтер увидал принца-регента, за которым шли четверо ново именованных министра. Регент подошел к нему и сказал:

- Дорогой Аруэ (настоящее имя Вольтера - прим.авт.), я о тебе не забыл. Назначаю тебя на департамент глупости.

- Ваша милость, - ответил Вольтер, - прошу отставки. У меня было бы слишком много соперников. Четверых уже вижу!

Среди всех польских пересмешников в культурной традиции нашего народа сохранился, а с времен Красицкго рос и усиливался в литературе миф лишь единственного, короля надвислянских шутов, Станьчика. Кем был этот человек? - Вот в чем вопрос. По вине историков, которые не занимались этим слишком серьезно, а может и по причине невезения, затершего все следы, мы очень мало знаем об одной из великолепнейших, наиболее достойных любви фигур нашей истории. Но с тем же самым мы сталкиваемся и в случае остальных шутов-гигантов мысли. Я уже говорил - это пустыня Издевательской Тайны Судьбы. Судьба вознаградила ему эту несправедливость популярностью, как будто он был кинозвездой. А собственно, он был и остается ею на экранах полотен Матейко.

Принято считать, скорее интуитивно, чем в основании документальных подтверждений, что родился он где-то в 1470-80 годах. Считается, что умер он где-то между 1556 и 1560 годами, во всяком случае, в 1562 году Рей упоминает о нем уже как о покойном. Предполагается, что родом он из подкраковского сеймикового мес­течка Прошовиц. И вообще, относительно его биографических данных предполагается слишком многое, по­скольку знаем мы очень мало. Вот и нвачинаются комбинации, кем был или кем мог быть.

Он мог зваться Холиком, как того желал В. Поцеха. Почему бы и нет, имя, как и все другие, нормаль­ное.

Он мог быть шляхтичем по происхождению, как желали того Игнаций Крашевский и Казимеж Вуй­цицкий. Ренессанс настолько облагородил шута, творя из него значительную придворную фигуру, гуманиста-мудреца и доверенного приятеля-критика монарха, что подобную должность перестали презирать умнейшие, отчаявшиеся в собственной бедности и остроумные дворяне-шляхтичи и брали в руки шутовской скипетр. Не­которые знаменитые французские шуты принадлежали к старинным родам. В Польше шляхтичем был шут ко­роля Яна III Собесского, Винницкий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство
Эстетика и теория искусства XX века
Эстетика и теория искусства XX века

Данная хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства XX века», в котором философско-искусствоведческая рефлексия об искусстве рассматривается в историко-культурном аспекте. Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый раздел составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел состоит из текстов, свидетельствующих о существовании теоретических концепций искусства, возникших в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны некоторые тексты, представляющие собственно теорию искусства и позволяющие представить, как она развивалась в границах не только философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Александр Сергеевич Мигунов , А. С. Мигунов , Коллектив авторов , Н. А. Хренов , Николай Андреевич Хренов

Искусство и Дизайн / Культурология / Философия / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное