MW-10-11

И наконец, наверняка был он храбрым. Если даже он и не был рыцарем по мечу, то был рьяным рыца­рем правды. Рей подчеркнул в "Зверинце", что Станьчик "никогда с неправдой не желал находиться в переми­рии". Посему не мог быть он в состоянии перемирия со двором, со всем тем клубком змей, скрученным из фракций, камарилий, любовниц, интриг, фрондирования, лести, подсиживаний, яда в улыбке и в кубке, воров­ства и лизоблюдства, где в тени звукопоглощающих портьер "bien publique" постоянно превращалась в "bien particulier", с той самой властной элитой, о которой мсье де Лассай говорил, что следует с утра съедать жабу, чтобы уже не испытывать отвращения в остальное время дня, когда следует находиться среди людей. Фран­цузы, раз уж мы пользуемся их языком, говорят коротко: "tout s'achete" (все покупается) и в принципе не оши­баются. Но вот как раз его нельзя было ни купить, ни шантажировать, ни втянуть в "игру", ни "поставить на место". Латинская пословица, гласящая: "Sapiens nihil invitus facit" (Умного невозможно заставить), было при­думано именно для него и других Монашков правды, ибо - если не для них, то для кого же?

Писатель XVI века, ксендз Станислав Ожеховский, знающий шута и не дарящий его чрезмерной сим­патией, наверняка задетый какой-то шуточкой, определил Станьчика как человека не вполне разумного ("valetudo mentis"), что и давало ему свободу высмеивания ("liberius dicax"). Но ведь следует и вправду быть безумцем, чтобы выстреливать правдой во всех направлениях, а после того оставаться одному против всех (во Франции шута чаще всего называли "fou", что как раз и означает "безумец", "сумасшедший"). Самая прекрасная цитата из "Зверинца" Рея так обосновывает величие вавельского шута:

"Ибо правду высказал в платье безумца,

Так как те, кому следует, укрылись молча.

И где бы Станьчиков таковых поболе взять,

Чтобы могли неправду, как крапиву рвать.

И правду святую людям в глаза говорили (...)

Хоть, думаю, злому это как трупу припарка".

Тогда с ним рядом был король, а против него самого весь двор, но это не он их, а они боялись его, на­перегонки льстя ему, желая хотя бы не деньгами, но таким вот образом умилостивить его. Цитирую согласно Кржижановского фрашку Ройзиуша:

"И шляхта, и отцы господином тебя зовут,

Люди простые лишь Станчика имя дают.

Ты ведь и правду Станьчик, нет у тебя слуг,

Нет у тебя землицы - городишка иль двух.

А то что шляхта кличет тебя господином,

За язык твой острый - хрен с полыном.

Кланяются усердно, чтоб молчал, не громко

Про их преступления всем поведал чтоб ты.

Вот если бы простые боялись тебя бы,

Господином звали б, мужики и бабы.

Только ж знают - бедный, значит не такой ты.

Господином сделал язычок острый твой."

В свою очередь, уже в XIX веке, Войцицкий писал так: "Станьчик был первым сатириком XIV века, воплощенная оппозиция в шутовском наряде, превосходящий век свой той смелостью, с которой говорят правду (...) Мало людей, равных Станьчику остроумием имелось при дворе Зигмунтов, всегда говорил он горь­кую правду как Королю, так Господам и дворянам". С последними Станьчик постоянно конфликтовал, и пово­дом, чтобы их куснуть, могло быть что угодно. Увидав, как Зигмунту Старому ставят пиявки, буркнул он, достаточно громко, чтобы его услыхали по всей стране:

- Вот это и есть истинные дворяне и друзья королей…

Когда в виленском замке во время "забавы" науськиваемые на медведя собаки не захотели того кусать, потому что перед тем их перекормили, Станьчик посоветовал натравить на медведя вечно ненасытных при­дворных писарей. Именно от Станьчика пошло знаменитое в старой Польше выражение, обличающее двулич­ность, "подай-ка пару на луку", которое сейчас нам ничего не говорит. Дело же обстояло так: командир, пре­следуя солдата, гонящего перед собою ворованных гусей, потихоньку приказал подать парочку на луку своего седла.