MW-10-11

Юзеф Игнаций Крашевский в своем романе "Хроника Станьчика с 1503 по 1508 годы" описал нам, как Станьчик влез в шкуру шута. Будучи еще школяром, он был атакован на улице шутом королевского брата, кар­динала Фредерика. Волокущаяся за шутом толпа, считала, будто школяра осмешат насмерть, но тут попала коса на камень. Станьчик ввязался в беспримерный словесный поединок и буквально "раздавил" напавшего, а в конце, совершенно уже сбитого с панталыку противника поддал шутовскому экзамену из трех вопросов.

- Что ты делаешь, когда упиваешься в стельку? - спросил он.

- Сплю, - отвечал шут.

- Выходит, ты глуп. Пьяный человек - самый счастливый, а ты спишь, и во сне своем свое счастье про­фукиваешь. Только и жизни, когда с ума сходишь, спи, когда трезв... Так, первый раз неправильно ответил, сейчас вторая попытка. Скажи мне, какую женщину наипочтеннейшей назвать можно?

- Ту, которая мужу верна, - буркнул шут после долгих раздумий.

- Выходит, ты совсем дурак, - констатировал Станьчик, ничегошеньки ты не знаешь. Совсем наоборот, наипочтеннейшая женщина та, что мужа обманывает, делая невыносимым для него сей мир с его тщеславием и отправляя его в мир иной, лучший, как говорят нам ксендзы. А теперь вопрос третий; если не ответишь на него, сдеру с тебя костюм, который права не имеешь носить, и сам надену (тут шут хотел было сбежать, но Станьчик придержал его за воротник). Так вот, назови мне самого величайшего господина во всем мире!

- Тоже мне вопрос! У кого больше всего золота.

- Вот тут-то тебе и конец пришел! - воскликнул Станьчик. - Величайший из господ это тот, кто менее всего требует, ибо хватает ему того, что у него имеется."

Так что правильно называли Станьчика "господином", ибо ему хватало того, что у него было, и не уби­вался он так за деньги как иные, хотя мы и не знаем - хватало ему их; не знаем мы и того, любил ли он, был ли любимым, так как о женщинах в его жизни ничего не известно. Крашевский, который из-за отсутствия соответ­ствующих легенд выдумал роман о шутовских началах Станьчика, поступил так же, описывая и великую лю­бовь королевского шута к тридцатилетней виленской мещанке Касе Боим. Она любила приезжего из Кракова так долго, пока не узнала, что тот придворный шут. Тогда она выставила его за дверь, он же, покидая ее дом на глазах насмехающейся толпы, ужаснейшим образом отомстил ей, бросив на прощанье:

- Бывай здорова, любовница шута!

Прозвище "любовница шута" приклеилось к ней на всю жизнь и заставило бежать во Львов. Сейчас по­добное это еще никому из женщин как-то не помешало.

Сейчас... Сейчас каждая из тогдашних издевок Станьчика точно так же ко времени, как это было в XVI веке, они совершенно ничего не утратили из своевременности. Три примера:

На пиру у поэта Янициуша (Яницкого) Станьчик осудил любовь земляков к иностранным словечкам:

- Поляки подобны восковой табличке, на которой немец, француз, итальянец, испанец, а более всего чех, рисуют чего только им пожелается, и даже свои языки им в рот вкладывают!

Сейчас в этой фразе поменять лишь имена рисовальщиков по воску и влаживателей языков в рот, все же остальное остается без изменений.

В Варшаве, увидав, как каждая дама несет с собою в костел и подушку под колени, Станьчик прице­пился к группе женщин с вопросом:

- Это что же вы, милые дамы, будете спать в церкви?

Сейчас он спросил бы, не могли бы те найти какое-нибудь другое место для праздничного показа мод и светского приемчика, что то на то и выходит.

Как-то раз ему вычитали за то, что за столом, где было полно фрейлин, он рассказал непристойный анекдот. На что Станьчик ответил:

- Если это девушки по-настоящему невинные, то наверняка сказанного мною не поняли, как будто бы я это по-немецки сказал. Если же они не девушки, то нечего было мне выговаривать: это их никак не оскорбит, так как знают, как оно на свете бывает, ибо в наше время и девицы, и женщины знают одинаково.

Все так, не убавить, ни прибавить.