– Да.
– Старое – к востоку от реки.
– Я такое не знаю.
– Слышал, скоро там перестанут хоронить. По-моему, оно уже полное.
– А. – Мэгги раздумывала, что ещё сказать. – Ты пойдёшь пешком?
– Конечно. – Он глянул на неё. – Хочешь со мной?
По дороге они нарвали полевых цветов. Жёлтых касатиков и дикую морковь. Как назывались другие, Мэгги не знала. Когда-то у неё была книжка с наименованиями цветов, но с тех пор она уже многие забыла. Главное, они были красивые, хоть Кельвина это вроде бы не очень интересовало. Он говорил больше о другом. Поискать ли ему здесь работу или лучше вернуться на ферму, не понадобится ли отцу помощь с домом, не стоит ли записать Кейт в школу, раз уж они переехали в город, и не ему ли этим заняться, не надеется ли отец, что он возьмёт это дело на себя.
Скоро Мэгги перестала слушать. Кладбище оказалось дальше, чем она ожидала, ноги уже ныли от ходьбы. Они вышли из сердца города, и вдоль дороги снова встали стеной деревья, дома встречались реже. В это время года всё зеленело и дышало новой жизнью.
Не так давно весь город был дикой чащей. Да и вся страна, говорили люди, хотя в её учебнике истории на первой странице писали так, а на следующей уже рассказывалось о племенах сенека, мохока и онайда, словно и то и другое правда, словно страна была дикой и в то же время населённой, словно все эти люди –
– Пришли, – сказал наконец Кельвин, когда дорога свернула за домик каменщика и перед ними открылось огороженное кладбище. Окружённое деревьями, оно раскинулось куда шире, чем маленькие церковные участки, – большое, плоское, тесно уставленное могильными камнями.
Это и близко не походило не кладбище в Хайдсвилле или за рочестерской школой. Его прорез
– Вот и они, – сказал Кельвин.
Ветер зашелестел деревьями, мягко тронул траву. Кельвин взял из рук Мэгги цветы и присел, чтобы положить их перед камнем. Нам нём указывались только имена. Мэри Браун и Александр Браун. Что бы такого умного сказать? Непонятно.
– Хотелось бы добавить даты, – сказал Кельвин.
– А почему ты не добавил?
– За каждую букву надо платить. Пришлось продать отцовские часы, чтобы выбить хотя бы имена. – Он помолчал. – Думал выручить за них намного больше, но я был ещё мелкий, не умел торговаться.
Они постояли в тишине.
– Впрочем, всё равно не знаю, в каком году родилась мать. У отца сохранились документы, семейные архивы и всё прочее. Но у неё не было ничего. Она всегда говорила, что ей двадцать пять. Каждый год в день рождения ей снова исполнялось двадцать пять.
Мэгги заметила, что на другой стороне кладбища среди статуй и надгробий повыше остановилась телега. За ней шли скорбящие. Слишком далеко, чтобы разглядеть лица. Но по платьям и сюртукам видно – люди зажиточные.
– Эми мне сказала, что у квакеров на могилах почти ничего не пишут. И нет статуй. Потому что все люди равны, даже после смерти.
– Неплохо. Давай притворимся, что мы не бедняки, а квакеры.
– А ты не хотел похоронить их у церкви?
Он скривился.
– К чему? Они туда не ходили. Спроси я священника – он бы ответил, что места нет. Может, удалось бы похоронить их у баптистов, но родители сами не одобрили бы таких хлопот.
Солнце забиралось выше, накрывавшая кладбище полутень удалялась.
– Так даже лучше, – продолжил он. – По-моему. Здесь приятнее. Поновее.
Казалось, когда хоронишь семью, надо искать не
– Здесь славно. Спокойно, – сказала она.
– Правда, – отозвался Кельвин. – Да и какая им разница?
Она посмотрела на него.
– Я об этом. – Он неопределённо обвёл рукой кладбище. – Мёртвым же всё равно, где они похоронены.
– Ты правда так думаешь?
– Да. Иногда даже думаю, что лучше бы поберёг деньги и не тратился на надгробие. Мне бы в то время деньги не помешали. А родители бы не возражали. Мать наверняка сама бы и посоветовала. Терпеть не могла бестолковые траты.
– Так нельзя, – не согласилась Мэгги. – Кельвин. Ты что? Людей надо хоронить как положено. Это важно.
– Почему?
– Чтобы они… их души… упокоились.
«Не знаю почему», – думала она, но зато знала, что это правда. Знала лучше многих, что могилы тревожить нельзя.
– Какой уж тут покой, когда вы с сестрой каждый вечер вызываете их на разговор? – ответил он.
Мэгги отвернулась к надгробию. Почувствовала, как краснеет.
– Всё не так.
– А как?
– Они сами к нам приходят.
Мэгги услышала, как он уже набирает воздух, чтобы объяснить, почему она ошибается.