И записка с благодарностью от мистера Макилрайта. «Я уже сообщил своим нью-йоркским коллегам. Хочу, чтобы это увидели больше американцев».
– Нет, – говорила мать, – нет. Нельзя. Вы тревожите то, что не желает быть потревоженным.
Все собрались в спальне на втором этаже. Мэгги сидела в постели, хотя и чувствовала себя отлично, сильной как никогда. На краешке кровати примостились Лия, Кейт и мать, а Кельвин прислонился к косяку, сложив руки на груди и разглядывая пол так, словно там записали задачку, которую он пытался решить. День был пасмурный, в городе всё ещё временами моросило, и в комнате стоял полумрак.
Мэгги посмотрела на мать.
– Теперь-то ты мне веришь, да? Понимаешь, что я не трогала Ханну? Это был дух. Человек. Покойник с кладбища.
Губы миссис Фокс задрожали, словно она сейчас расплачется, но потом она поджала их и как будто лишилась дара речи.
– Нет, – вскинул голову Кельвин. – Нет, мы не можем… Нет… Нет. Ханна упала, или… не знаю, что случилось с Ханной, хотя, конечно, Мэгги не… просто упала или споткнулась. А вчера вечером…
– Это видели все, – сказала Мэгги.
– И
– Я не знаю, что видел. В этом мире есть то, что мы не можем объяснить, но это всё равно
Кельвин говорил с трудом, скрипуче. Он простудился.
– Неважно, что это, главное, что это опасно, – тихо ответила мать, но всё ещё глядя на Кельвина, как будто больше переживала за него.
– Мы будем осторожней, – заверила Мэгги.
Потому что внутри всё ещё что-то бешено металось. Это чувство распаляло её – и она видела: Кейт чувствует то же самое, словно ждёт не дождётся нового сеанса. Всё равно что найти золото в реке: когда уже знаешь место, надо копать глубже. Половина страны помчалась искать золото в Калифорнию. А они нашли его здесь.
Лия выглядела так же потрясённо, как и остальные, но всё же сжимала в руке письма.
– Надо хотя бы ответить, – неуверенно произнесла она. – Они пишут, что заплатят. А хозяйка скоро ждёт деньги за дом.
В конце следующей недели мистер Макилрайт получил ответ от своих коллег – приглашение для сестёр Фокс в Нью-Йорк. Не хотят ли они регулярно проводить сеансы в отеле? Письмо полнилось похвалами и обещаниями оплаченной роскоши.
– Но это небезопасно, – сказала мать, как твердила всё чаще и чаще, но всегда – без особой убеждённости. И сама всё перечитывала письма, а потом спросила, можно ли выставить их на каминной полке.
«И она права, – думала Мэгги, – это небезопасно. Не совсем». Обиженные духи могли доставить неприятности. Может, только таким-то и хватает сил стучать по стенам, двигать столы и сталкивать детей с лестницы. Коробейника убили. Покой человека из школы потревожили – разрыли его могилу и могилы его родных, унесли все надгробия.
Они отчаянно хотели быть услышанными, эти духи. Что ж, может, это и опасно, но кто-то должен им внять.
Часть III
Глава 23
Они жили в отеле «Барнум», на углу Бродвея и Мейден-Лейн, и условились проводить три приёма каждый день: с десяти до полудня, с трёх до пяти и с восьми до десяти. Три доллара за вход, частный сеанс – пять долларов, и это немало, так говорила даже Лия, но Мэттью Барнум гарантировал в письме, что люди всё равно заплатят.
– По крайней мере, к нам не будут ходить все подряд, – сказала Лия, раздумывая над его предложением. – А нам всё же нужно думать о безопасности.
В день, когда они прибыли, – в пятницу под конец мая, когда небо синело и воздух начал прогреваться по-летнему, – в нью-йоркской газете опубликовали объявление. Лия зачитала его вслух, пока Мэгги и Кейт носились по своим смежным спальням.
– «Объявляем о приезде сестёр Фокс из Рочестера», – прочитала Лия, потом помолчала и удовлетворённо улыбнулась. – Девочки, о нас
У каждой была собственная спальня, собственная кровать со свежими накрахмаленными простынями и алыми одеялами. В каждом номере в углу стояло высокое резное зеркало, было окно с мягким подоконником, выходящее на шумную оживлённую улицу. Во всех комнатах ждали свежесрезанные цветы: белые лилии – у Кейт, пурпурные ирисы – у Мэгги. Одеяло наверняка ещё и надушили – Мэгги прижала мягкую ткань к лицу и глубоко вдохнула. Да, и в самом деле окропили лавандовым маслом. Специально для неё. Она зарылась в него лицом, чтобы не завизжать от удовольствия и восторга.
Ковёр был толстым, приглушал голоса. В комнату вёл узкий коридор с тёмно-красными обоями и лампами на китовой ворвани, светящими в нишах. Двери спален были дубовыми, тяжёлыми.
Всё оплачено, всё для них.