Кельвин слишком ослаб, чтобы поехать с ними. Но днём он встретился с ними в их частном салоне, чтобы отрепетировать вечерний сеанс, и принёс ответы, которые дали гости при покупке билетов.
Он положил бумаги на стол и рухнул в кресло в углу.
– Кого тут только нет, – сказал он. – И врач, и лектор философии, и журналист. Интересно, можно ли потом посидеть с ними за ужином. Я бы хотел обсудить…
– Журналист? – Лия взяла верхний листок в стопке и стала читать. – Уважаемый?
– А как тут поймёшь? – Кельвин потёр глаза. – По крайней мере, грамотный, своё имя написал без ошибок…
– Интересно, не планирует ли он написать и о нас, – Лия поджала губы. – Работать тут не с чем. Не женат. Оба родителя живы.
– Ну, он отвечал на прошлой неделе, – сказал Кельвин. – С тех пор кто-нибудь уже мог скончаться.
– Будем надеяться! – весело ответила Лия. – Вот на таких людей нам и следует производить впечатление.
Но тем вечером – когда на улице ещё было тепло и в небе только-только показались бледные звёзды, когда зазвенели бокалы, чей звук уже начал казаться Мэгги успокаивающим, – Мэгги почувствовала, что это мужчины стараются произвести впечатление на
– Я писал и о правах женщин, – сказал он. – Об этом вопросе следует задуматься всем мужчинам.
К ним присоединилась жена доктора. Миссис Грейс. Она коротко и небрежно улыбнулась Патрику Коннеллу, затем серьёзнее взглянула на Мэгги.
– Мисс Фокс – из Рочестера, где ведётся большая работа по вопросу прав женщин.
– Да, – сказала Мэгги. – Правда. Этим занимаются некоторые наши лучшие друзья. Я многому у них научилась, – она поискала в памяти, что бы такого сказать, что-нибудь из брошюр Эми. – Мы не должны подчиняться законам, в создании которых не имели голоса[5]
.Патрик Коннелл горячо закивал, а миссис Грейс одарила её взглядом, полным, как была уверена Мэгги, восхищения.
Когда все расселись за столом, Лия обошла углы и погасила свечи, оставив только одну на столе. Шум коридора остался за дубовой дверью, и на этот раз работник отеля запер её снаружи. Они рассчитывали, что тяжёлый щелчок замка подействует на нервы, и Мэгги тут же увидела, они не ошиблись.
Вещи гостей на столе. Колокольчик. Бумага и карандаш. Карточки со словами и буквами. Этим вечером положили и Библию, чтобы придать мероприятию официальности.
Мэгги сидела между Кейт и Лией.
– Сперва мы возьмёмся за руки, – начала она.
– Если в комнате появится неизвестный или незваный дух, зазвенит колокольчик, – сказала Кейт, и компания, как обычно, вздрогнула.
– Мы полагаем, что духи будут отвечать постукиванием, – сказала Лия тихо и мягко. – Но если они пожелают, мы можем взять карандаш и записать за ними.
– Если произойдёт что-то неожиданное, – добавила Мэгги, – не бойтесь.
К обложке Библии, разумеется, прикрепили крючок – вроде защёлки, как на тонкой цепочке-ожерелье, – и незаметная нитка от него вела под скатертью к петельке, которую Кейт могла подцепить большим пальцем, чтобы сдвинуть книгу по столу.
Они ждали, ждали и ждали, и тут Кейт неожиданно задула свечу – и воцарилась тьма. Они приступили.
В конце недели в газетах вышли сразу две статьи. Лия пришла к Мэгги рано утром, торжественно ими потрясая.
– Здесь сказано, что сестры Фокс из Рочестера «необычайно одарены», Мэгги. Мы «выдающиеся» и «достойны внимания и уважения».
Мэгги выхватила одну газету и стала искать нужную страницу.
– О нас написал мистер Коннелл?
– Мистер Коннелл и ещё один, о ком я никогда не слышала и который даже не приходил, а только опросил некоторых наших гостей. Это и статьёй-то не назовёшь. Чистая реклама.
До её прихода Мэгги сидела в кровати и читала сборник стихов, который ей подарил один гость. Ей это нравилось – сама мысль, что она может читать стихи, хотя на самом деле глаза то и дело закрывались. Она не знала,
– Я поговорила с мистером Барнумом, и он сказал, что сегодня утром получил двенадцать запросов на сеанс. Он планирует напечатать новую афишу для вестибюля с цитатами из этих статей. И ещё мы получили три приглашения на ужины.
Мэгги нашла статью.
– «Сёстры Фокс раскрыли жажду нового и объединили со страстью к старому», – прочитала она и подняла взгляд на Лию.
– Я даже не понимаю, что это значит.
– Это значит, что мы чудесные. Исключительные. Востребованные. И всё такое. – Она опустилась в кресло, стоявшее в углу. –
Мэгги опустила ноги на пол, пальцы погрузились в ворсистый ковёр.