– Отель нас не выселит. Мы приносим слишком большую прибыль. Просто каким-то завистливым и непорядочным людишкам не нравится, что женщины завоевали себе уважение. Им
– Здесь нельзя жить, – прошептала Мэгги. – Больше нельзя. Речь о
– Конечно можно. Мы можем жить, где пожелаем. Кто, собственно, эти люди? Сколько там подписей? Десять? Двадцать?
– Не знаю. Много. Целая страница.
– Люди подпишут любую чепуху. Не удивлюсь, если многие из них даже читать не умеют.
Они услышали кашель Кельвина из-за двери. Обе замолчали и смотрели на дверь, пока он не затих. Рука Лии двинулась к ручке.
– Здесь нельзя жить, – повторила Мэгги. – Они знают. Они знают о Ханне Крейн.
– Да
– Звать нас лгуньями? – Мэгги старалась говорить тише, чтобы не услышал Кельвин, и поэтому её голос показался высоким и надломленным. – Мы и есть
У Лии расширились глаза. Она качала головой.
– Нет. Нет. Не больше других.
– Всё, что мы делаем, – ложь. Щёлкаем пальцами…
– Ты же как раз
– Мы зарабатываем деньги.
– А деньги, – ответила Лия резким шёпотом, – это хорошо. Если не веришь, попробуй поголодать, – она отпустила Мэгги, сделала глубокий вдох и разгладила своё голубое платье. – Так, если ты настолько расстроилась, я об этом спрошу. Поговорю с администрацией и прослежу, чтобы эту мерзость бросили в огонь. Тогда ты успокоишься?
Кельвин снова закашлялся, и Лия повернулась к двери, потом остановилась. Взглянула на Мэгги с таким лицом, словно хотела изобразить нежность, но забыла как.
– Останься с ним, – сказала она. – Он будет рад. А я спущусь и разузнаю. Кейт у себя?
Положив руку на дверь, Мэгги кивнула. Хотелось сказать больше, уговорить Лию уехать, но это было слишком трудно. Да и как? Как уедет Кельвин, если он и на ногах стоит с трудом?
– Хорошо, – Лия повернула ручку и втолкнула её в комнату. – Только дай срок, Мэгги, и я всё улажу.
Она села на край постели и попробовала улыбнуться Кельвину, но не получилось – губы не слушались.
– Хочешь пить? – спросила Мэгги. – Или могу принести что-нибудь из столовой.
Он покачал головой.
– Что-то стряслось?
– Да нет. Ничего.
– Можешь не притворяться. Я больной, но не бесполезный. Могу же я помочь?
– Не можешь, – сказала Мэгги. – Не мог бы, даже если бы не болел.
Она взяла его за руку. Почувствовала через ладонь слабое биение сердца. Вспомнила, как держала его за руку в детстве, когда шла за ним по городу или гуляла по ферме. Тогда ему было почти столько же лет, сколько ей сейчас, и она любила его сильнее родного брата. Он проводил с ней больше времени. Когда он к ним только переехал, это было в диковинку, и он был весёлым и добрым, единственным в доме, кто всегда улыбался.
Но как раз в том году умерли его родители. Должно быть, он думал, что обязан улыбаться, чтобы его не прогнали.
– Просто кое-кому не нравимся мы и то, что мы делаем. Только и всего, – она снова попробовала улыбнуться, обратить всё в шутку. – Нас принимают за ведьм.
– Ведьм не бывает.
– Ничего другого от тебя и не ожидала.
– Не бывает ни ведьм, ни колдовства, ни гномов, ни фей.
– Знаю. Ты ни во что не веришь.
– Вот именно.
«Мошенничество или колдовство?»
Она то и дело отводила от Кельвина глаза. Смотреть на него было больно. Он так побледнел, что через кожу просвечивали кости.
Вспомнилась кость, найденная в подвале. Девушки, которую повесили в лесу, – так она сочинила для Кейт. Девушки, которую считали одержимой дьяволом.
Кельвин снова закашлялся, но зажал рот рукой и, сломавшись пополам, коротко, отрывисто вдыхал. Она всё ещё держала его за руку и попыталась вспомнить про себя молитву.
Скоро он уже смог распрямиться и откинуться на подушку, уставившись в потолок.
– Но ты-то по-прежнему веришь, да? – спросил он, все ещё задыхаясь. – Несмотря на все ваши трюки. Ты веришь, что есть и что-то настоящее?
– Да, – сказала она. – Знаю, ты так не думаешь.
– Я не думаю, что вы лжёте.
– Знаю.
– Только что действует это на вас так же, как и на остальных. Пара странных шорохов – и воображение уже само…
– Знаю.
– Но ты правда веришь, что после смерти мы куда-то отправляемся, что наш дух где-то существует?
– Не знаю. Не надо много говорить, Кельвин, тебе вредно.
– Мэгги…
– Да, верю. Да. Ты же знаешь.
Какое-то время он молчал.
– Значит, это не конец? – спросил он. – Ты правда в это веришь?