My Joy (СИ)

Вышагивая по серому тротуару, он думал о том, сколько часов ему оставалось спать, вспоминал тему завтрашнего занятия, пытался предугадать количество прогульщиков, коих всегда было около пятнадцати процентов. В его мыслях не было ничего отягощающего, а настроение оставалось даже в какой-то мере весёлым. Он добрался до дома за полчаса, попутно свернув за угол справить внезапно настигнувшую нужду, а после уже стоял на крыльце дома, разглядывая прозрачную дверь, за которой виднелась ещё одна – более надёжная.

Сон забрал его в свои туманные объятья так быстро, что он не успел стащить с себя и без того помятую рубашку. Доминик обнял подушку, как когда-то обнимал Джима, и не почувствовал жалости к себе, только шум в голове и сухость во рту, и эти неприятные симптомы перебора алкоголя обрадовали его гораздо больше привычных переживаний перед сном.

***

Доминик не любил опаздывать и делал это достаточно редко, потому что уделять время кому-то ещё по утрам ему не приходилось – холодящее одиночество окутывало его с ног до головы, и кажется, что из этого кокона никогда было не выбраться. Он распахнул глаза, несколько секунд бездумно хлопая ими, а потом повернул голову, чтобы заметить на часах призывные «8:34». До начала занятий было двадцать шесть минут, и всё, о чём он мог думать, – это сон, который мучил его почти всю ночь.

Едва ли он мог с точностью сказать, в какой период его сновидения приняли весьма определённый вид, но всё это благополучно заставило его проспать будильник и после судорожно метаться по комнате в поисках оставленной непонятно где вчера рубашки.

Он никогда не разговаривал сам с собой, считая, что это было прерогативой съехавших с катушек домохозяек. Но он начал невольно ворчать, разбрасывая домашнюю одежду по всей комнате, ища чистую рубашку взамен заляпанной густым соусом вчерашней, нашёл искомое и надел всё в спешке, которая горячила и поторапливала ещё больше. И уже через пять минут он смотрел в зеркало, собранный и сосредоточенный, пускай и не выспавшийся, с пустотой в желудке, но всё это было неважно, пока у него было время на дорогу, чтобы не опоздать на раннее занятие.

Это был вторник, и Доминик корил себя за ненужные надежды, выруливая на главную дорогу, ведущую к школе. И через десять минут он подъехал к корпусу, обнаруживая, что мест на парковке практически нет, что заставило его тратить драгоценное время на поиски идеального расположения автомобиля. Мимо медлительно, никуда не торопясь, привычно плыли ученики, сбитые в малочисленные группки, и среди них Доминик невольно пытался разглядеть Беллами, который всенепременно был бы со своей новой подружкой – блондинкой, имя которой Ховард так и не выяснил, потому что та, на поверку, оказалась ученицей другого класса, у которого он занятия никогда не вёл и вести не собирался.

Доминик выбрался из машины и злобно хлопнул дверью, запуская руки в карманы пальто, чувствуя, как пальцы начинали мёрзнуть от мерзкого и пронизывающего до костей ветра. Внезапно он заметил Беллами, сцепляясь с ним взглядами. В этом не было ничего предосудительного, но всё равно вызывало желание отвернуться, прервать контакт, пойти своей дорогой, сделав вид, что ничего не было.

Но Беллами направился к нему, оставляя свою подружку стоять в стороне.

– Доброе утро, мистер Ховард, – он, кажется, решил восполнить недостаток общения за прошедший месяц на долгое время вперёд.

– Доброе, мистер Беллами, – обмен любезностями был совершён, а времени до начала занятия оставалось катастрофически мало.

– Пройдёмте в аудиторию?

Мэттью смотрел прямо в глаза, и было неясно, откуда он набрался подобной смелости, потому что целый месяц он даже не смотрел на Ховарда, предпочитая отмалчиваться на занятиях, сбегать из кабинета при первой же возможности, а в перерывах исчезать из поля видимости так искусно, что Доминик даже не успевал замечать этого. Он против воли начинал думать о Беллами чаще, потому что тот вёл себя странно, но выяснять причину подобного поведения не хотелось. Было желание пустить ситуацию на самотёк, дав Мэттью отыскать в себе ещё больше сил для того, чтобы продолжить их еженедельную традицию.

– Пройдёмте, – Доминик даже подумал, что мог бы улыбнуться, но момент уходил, и он, постояв несколько секунд на одном месте, сделал первый шаг, следуя за Беллами к главному корпусу.

Девять лестничных пролётов, семьдесят ступенек, стучащее в два раза быстрее сердце и неловкость, зашкаливающая отчего-то так сильно, словно они что-то друг другу были должны. Доминик испытывал странные чувства – он был удивлён одним только фактом, что он до сих пор был способен что-то ощущать и переживать внутри себя, кроме бесконечной тоски по тому, что было; или по кому-то, кто лишал его этой тяжести в груди.

Занятие началось вовремя, и Ховард натянуто улыбнулся ученикам, рассаживающимся по своим местам, шумно двигая стульями и доставая книгу, которую они должны были прочесть за выходные.

***