Мы отрываемся от земли

«А я подожду тебя здесь», – сказала она с облегчением и от того, что можно сделать привал перед дорогой домой, и от того, что мама решится, вместо того чтобы потом корить себя за нерешительность.

Она устала до головокружения, уже приняла свою усталость, а то, что могло бы быть раздражителем – толчея, многоцветие, гул, – отдалилось и даже убаюкивало.

Она придвинула оказавшийся рядом стул и села. Стул был крайним в последнем ряду расставленных для публики, которую ожидали на организованную издательством презентацию книги.

Он смотрел на Лену, пока та задавала очередной вопрос, и старался не смотреть, пока переводчица переводила вопрос автору и пока итальянец отвечал, чтобы не поймать ее взгляд и не смутить. Пятнадцать минут, которые он отвел на поддержку Лены, истекли, надо еще Ваню забрать с лепки и отвезти к бабушке, но сейчас уходить нельзя: аншлага, прямо скажем, нет и отбытие одного человека привлечет внимание, а то и подтолкнет кого-то, кто колеблется.

Он стал считать головы, обернулся на последний ряд, так как сам сидел на предпоследнем, и увидел вновь прибывшую молодую женщину, в которой узнал ту, что десять дней назад продала ему свечку, когда он выполнял желание матери.

Он даже удивился, что узнал ее почти сразу, хотя теперь она была без платка. Впереди, чуть наискосок, человек смотрел через плечо прямо на нее, вернее, не смотрел, а только что ее увидел, потому как обернулся, похоже, секунду назад, и она узнала того, из позапрошлого воскресенья. Она даже рассказала о нем маме. Сначала он хотел заплатить за свечку картой, потом пошел разменивать наличные, потом спросил, где здесь чудотворная икона Богоматери, и пришлось объяснить ему, что список, который находится у них в храме, старый и чтимый, но чудотворным никогда не считался, что он, наверное, перепутал храмы, потому считающийся чудотворным список того же образа находится в храме… Но он сказал, что его вполне устроит и этот, что он вообще далек от церкви и поставить свечку перед иконой его попросила мать – ее накануне положили на операцию.

Мужчина явно удивился ей, тут же улыбнулся и с кивком поздоровался. Она ответила ему тем же. Он опять повернулся к выступающим, но тут же встал, прошел до конца своего ряда, завернул в последний и сел рядом с ней.

«Удивительно, правда?» – сказал он, глядя на нее и словно имея в виду некое волшебное зрелище, которое оба наблюдают, так что она вполне могла бы подумать, что это он о разворачивающейся презентации, если бы не знала о чем.

«Да, – не нашлась она. – Ну надо же… – Спохватилась: – Как ваша мама?»

«Прооперировали, все вроде благополучно, – сразу по-другому ответил он и тоже спохватился: – Спасибо. – Отвернулся и повернулся вновь: – Мероприятие жены. Пришел поддержать».

«Это она?»

«Да. А вы следите за творчеством или?..»

«Нет-нет, просто села передохнуть… Я даже не читала. Хороший писатель?»

«Понятия не имею. Хотя они уже третью его книжку выпустили. Популярная психология вне круга моих интересов».

«И моих, пожалуй». Она улыбнулась, чтобы иронично вышло «пожалуй».

Полуприветливый-полунастороженный взгляд – с нее на него – подошедшей незаметно мамы. Встают, он говорит, что ему тоже, в общем, пора. Просит маму показать покупку, мама хвастает простодушно и как бы нехотя, втроем идут к выходу, к метро, расстаются на перроне.

На следующей неделе, после обычного трех-, четырехдневного перерыва открыв свою фейсбучную страницу, она обнаружила запрос в друзья и узнала его по крошечному фото. В воскресенье за свечным прилавком он ее не нашел – там была другая, пожилая; спросил, кто была та, тогда-то получил имя-фамилию и вот через фейсбук нашел ее.

Что для нее было воскресным днем?

Или чем был воскресный день? Воскресный день переходил вместе с ней из храма в кафе напротив, оттуда – в трамвай. Страницы книг, которые она листала в книжном, содержали его не меньше, чем он их. И в ее взгляде переходил с одного на другое воскресный день. Как и субботний, который накануне обычно весь, с начала до конца, был чистой страницей.