Ее халат распахнулся прежде, чем я успел остановить ее, и под ним оказалась голая кожа. Боги, как я хотел прикоснуться к ней, провести руками по ее изгибам и насладиться ее силой, разделить с ней эту человеческую радость, в которой мы оба так нуждались. Но я сжал кулаки, жалея, что не могу закричать от разочарования, и отстранился.
На ее лице вдруг проступила такая неуверенность, что я еще больше возненавидел свою немоту. Я хотел заверить ее, что хочу этого так же, как и она, что она ни в чем не виновата, но чем дольше я молчал, не имея возможности объяснить, тем более смущенным становилось ее лицо, и в конце концов она дрожащими руками запахнула халат.
В жаркую комнату вернулся сырой холод, когда она встала и попятилась. Ее спутанные волосы спадали на одно плечо. Я начал сбивчиво объяснять то, что она никогда не поймет, но все попытки ничего не изменили.
Не дождавшись, когда я закончу, она повернулась и поспешила к двери, и я с трудом подавил желание отбросить всю осторожность, вернуть ее и заключить в объятия. Дверь скользнула вбок, и Мико исчезла, не оглянувшись, оставив меня лежать, мучаясь от разочарования, с которым ничего нельзя было поделать. Даже с его способностями, Тору понадобилось несколько лет, чтобы выучить их язык.
Я опустил голову на подушку и медленно выдохнул. Сна не было ни в одном глазу. В другой жизни Гидеон сейчас рассмеялся бы. Он смеялся бы до потери дыхания, как в ту ночь, когда я не догадался, что Ханум делает мне предложение, и нечаянно отказал после нескольких недель решительного флирта.
От мыслей о Гидеоне стало только хуже. Я должен был быть рядом, когда он так нуждался во мне, как он всегда был рядом со мной, но не видел дальше идеалов, в которых увяз, отказываясь двигаться дальше. А теперь, наверное, уже слишком поздно.
Эта засада просто обязана сработать.
Когда я вышел из комнаты, солнце уже садилось. Подготовка заняла больше времени, чем обычно. Одежда и доспехи как будто давили на заживающие раны, напоминая о былых неудачах. Я не торопился, проверяя и перепроверяя свои сабли, бессмысленно сожалея о той, которую бросил в Тяне целую вечность назад. Каким все тогда было другим. Как уверенно я себя чувствовал.
Замок гудел. Я миновал в коридоре десяток кисианских солдат, молчаливых, тревожных, неуверенных, но только встретив первого левантийца почувствовал, как желудок свело нервной судорогой. На лестнице стоял Тор, наблюдая с высоты, как он часто делал, зная, что рано или поздно его позовут переводить, одновременно смирившись с этим и злясь.
– Рах, – сказал он.
– Тор. Хорошо спал?
Он пожал плечами, глядя на суету левантийцев и кисианцев в зале.
– Как ребенок.
– То есть с криком просыпался каждый час? Могу тебя понять.
– Неужели все было настолько плохо?
– Ничего не было. Где Эзма?
Он снова пожал плечами с каким-то раздражением.
– Я ее не видел. Она не идет.
– Знаю.
– Но она посылает Деркку следить за тобой.
– Знаю.
Он в первый раз посмотрел на меня.
– И что ты будешь делать, если план провалится и она обратит это против тебя?
– Понятия не имею. Но он не провалится, потому что у нас только два варианта: победить или умереть от рук светлейшего Бахайна, а умирать здесь я не собираюсь.
Тор ничего не ответил, и мы стояли, наблюдая за движением в зале. Левантийцы собрались в маленькие группы, вокруг которых волновалось кисианское море. По крайней мере, издалека это походило на уважительное сотрудничество.
Я услышал голос Мико раньше, чем увидел ее, и, должно быть, вздрогнул, поскольку Тор огляделся, вздернув одну бровь, когда ее приказы эхом отдались по залу. Она облачилась в доспехи, но не надела ничего алого в качестве знака ее статуса, только темно-серый и коричневый для незаметного передвижения в темноте. От солдат ее отличал лишь огромный лук на спине.
Нервы звенели от напряжения. Вполне объяснимо, сказал я себе, перед такой необычной засадой с незнакомыми кисианскими солдатами под командованием. Но каждые несколько шагов взгляд невольно возвращался к императрице, я страшился момента, когда она увидит меня. Будет ли в ее взгляде ярость или полное равнодушие? Я заслуживал того и другого, и даже большего.
Мы почти спустились, когда она посмотрела на меня, вздернув подбородок.
– Капитан Рах, – произнесла она так холодно, что брови министра Мансина взметнулись вверх.
Я понадеялся, что сумел сохранить непроницаемое выражение лица.
– Мы как раз делим солдат на двадцать семь маленьких групп, как вы просили, – сказал Мансин, и Тор с едва заметным вздохом перевел. – В каждой группе назначен старший, с которым вы будете взаимодействовать, он возьмет на себя командование и попытается выполнить план, если с ведущим левантийцем что-то случится. Они все понимают задачу, и, полагаю, мы покажем себя с лучшей стороны.
Взгляд императрицы был устремлен в пустоту. Вокруг нее кипели приготовления, группа кисианских лучников в последний раз проверяла свои луки и стрелы.
– Хорошо бы вашим людям быть готовыми к выходу в течение часа, – добавил Мансин. – Нам нужно добраться до места к полуночи, иначе придется действовать в спешке.