Мы потребуем крови

– Да, Рах. Гости. Так называют тех, кто может влезать тебе в голову. Боги, как восхитительно жалко ты выглядишь, когда так таращишься. Да ты ни малейшего понятия ни о чем не имеешь, малыш.

– Влезать в головы? – Я угрожающе шагнул ближе, переполненный гневом. – Болезнь. Нашими гуртовщиками управляют, и ты знала об этом? Знала и ничего не сказала?

Она не отступила и пожала плечами.

– Даже если бы я хотела рассказать, я ведь была здесь, забыл?

– Но ты не хотела.

– С чего бы? Они помогают нам стать лучше.

Нож оказался в моей руке раньше, чем я успел подумать, его лезвие прижалось к ее горлу.

– Сколько людей погибло во имя твоего «лучше»?

Она сверлила меня взглядом, будто никакого ножа не было, и прошипела сквозь зубы:

– Никто бы не погиб, если бы они просто слушали. Миссионеры пришли ко мне так же, как и ко всем, но я была мудра. Я слушала, училась и открыла глаза на мир за пределами степей, на истину, лежавшую за пределами досягаемости. Я перестала бороться с Божьим замыслом и стала единой с ним.

Я прижал нож сильнее, мою кожу покалывало от ярости, подобной которой я еще не испытывал.

– Ты называешься почетным именем заклинательницы лошадей, а сама плюешь на все, что за ним стоит.

Она подалась вперед, но я не убрал руку. На лезвии ножа появилась тонкая струйка крови.

– Заклинатели лошадей направляют душу нашего народа. Я наплевала бы на это, если бы позволила левантийцам и дальше верить в ничто.

– В ничто?

Годами я ругал себя за то, что не справился и опозорил свой гурт, бросив обучение, а теперь она стояла тут и гордилась тем, как извратила все, во что мы верили. Я хотел причинить ей боль, но даже сейчас внутри меня бесчестье от угроз заклинателю боролось с гневом.

– А я еще думал, что провалил обучение. Но я хотя бы узнал достаточно и понял, что провалился.

Эзма посмотрела на меня с вызовом.

– Путь, которым идут левантийцы, долго продолжаться не может. Мир движется вперед, а мы остаемся прежними. Если мы не примем перемены, все левантийцы умрут, а с нами и наши обычаи. Гидеон попытался что-то сделать, хотя и не то, что нужно. Если ты решишь остаться в стороне, на твоих руках будет больше крови, чем на наших.

Эзма сделала шаг назад, и мой нож повис в воздухе. По ее шее стекала струйка крови.

– Не волнуйся так, Рах. К тому времени, когда ты доберешься до степей – если доберешься, – ты все равно уже устареешь. Новый Вельд построит для всех нас империю.

– Ты говоришь о Лео. Ты одна из его последователей?

Ее смех заставил меня почувствовать себя ребенком.

– Лео Виллиус просто мошенник. Притворщик. Вельд – левантиец. Империя будет построена на левантийской земле. Все это, – она раскинула руки, охватывая все вокруг, – лишь война и политика ничего не значащих людишек.

– Не значащих? – Я так крепко сжимал нож, что заболела рука. – Не значащих? Ты говоришь о тысячах невинных людей.

– Ну, так сражайся за них. А мне нужно спасать души левантийцев.

Пришел мой черед смеяться. Смех вышел горький и полный ненависти.

– По-твоему, это ты Вельд?

– О нет, не я. Но я буду там, когда он спасет наш народ от Гостей, возведя свою священную империю во имя Бога.

– Гостей, которые и создали эту проблему!

Она усмехнулась.

– Отличный план, тебе не кажется?

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Потому что это забавно. Ты ничего не сможешь с этим сделать, потому что уже слишком поздно. Только взгляни на эту боль на твоем лице. Ты так хочешь сделать мне больно, но не можешь. Только не здесь. Ты вообще ничего не можешь, Рах э'Торин, потому что никто не поверит ни единому твоему слову обо мне. Твое слово против моего, но я – заклинательница лошадей. А ты всего лишь изгнанный – сколько раз? Бывший капитан Клинков.

Эзма расправила одежду, вытерла струйку крови на шее и сцепила руки за спиной. Глядя на ее гордо поднятую голову в костяной короне, я не мог отделить уважение к ее положению, к тем, кто посвятил себя такой жизни, от отвращения, которое испытывал к ней лично.

– Ты просто жаждешь власти и сделаешь все, чтобы ее получить, – сказал я. – Тебе недостаточно было помогать людям, только когда они приходят к тебе. Ты слушала миссионеров лишь потому, что их верования позволяли тебе поддаться импульсу все контролировать.

Эзма ощерилась.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– Да, не знаю, но я знаю, каково это – быть совсем одиноким, не принадлежащим ни к одному гурту. И понимать, что так будет до конца жизни. Люди молча почитают тебя, приходят за помощью и уходят, а ты остаешься один. Ни власти. Ни сторонников. Ни друзей, ни семьи или возлюбленных. Только служение и ничего больше.

На этот раз ее лицо исказилось глубокими складками боли, и она не могла их разгладить.

– Ты понятия не имеешь.

– Имею. И ненавидел это, потому и ушел. И тебе надо было уйти.

– Пошел ты со своим праведным состраданием, Рах. Мне оно не нужно. Я нашла свой путь и надеюсь, что ты никогда не найдешь свой.