Мы потребуем крови

Он резко вдохнул и выдохнул, затем еще и еще, и задрожал. Это был не он, сказал я себе. Не он. Я должен сесть рядом с ним или извиниться, сделать что угодно, только не стоять и смотреть, как он страдает. Но даже когда он сжал руки так, что побелели пальцы, я не сдвинулся с места. Я хотел только кричать. Он был готов на все ради своей цели. Все это случилось только потому, что цена всегда была слишком высока.

Это был не он.

Я прислонился к противоположной стене и медленно сполз на пол, наши ноги почти соприкасались. Просто присутствовать – лучшее, что я мог сделать.

Пока из его глаз беззвучно текли слезы, я сосредоточился на собственном дыхании, пытаясь сдержать панику. Возможно, нам удастся прорыть путь наружу. Возможно, Ясс приведет помощь.

Я решился еще раз взглянуть на свернувшегося клубком и дрожащего Гидеона. Я будто смотрел на другого человека. Мой Гидеон был смелым и уверенным, красноречивым и способным, мой Первый Клинок, мой кумир. А этот человек был сломлен.

«Но он все еще твой Гидеон», – произнес предательский голос в голове, и, стараясь не думать об Йитти и других Клинках, которых я подводил снова и снова, я подошел к нему. Я не нашел слов утешения, но мог положить руку ему на плечи, как когда-то он положил свою на мои.

Гидеон всхлипнул и попытался отстраниться, но я удержал его, обняв другой рукой и сцепив ладони. По старой привычке я положил подбородок ему на плечо и прижался носом к его виску. Дома мы долгими вечерами сидели так у костра, изгиб моего горла покоился на изгибе его плеча – две такие разные и в то же время так подходящие друг другу формы.

Я должен был отодвинуться, но не стал. От Гидеона исходил запах земли, крови и пота, будто после охоты, и на мгновение мы вновь оказались в родных степях, ожидая прихода прохладного восточного ветра. Тогда мы снимали рубахи и позволяли ему высушить пот на коже, прежде чем завязать мешки с добычей и поскакать обратно в гурт. Но мы не дома. Мы застряли под землей за стенами кисианского города, очень далеко от того места, где я собирался умереть.

– Помнишь, как ты научил меня сдирать шкуру? – произнес я, обращаясь к его голове с колючей короткой щеткой волос. – Мы уехали так далеко от лагеря, что я уже решил, ты заблудился, – рассмеялся я. – Но ты все продумал наперед и нашел поблизости водопой. Оголтелые – так, кажется, ты тогда назвал мои навыки владения ножом. Лето было такое жаркое, что ты даже не пытался запретить мне прыгать в воду.

Мы оставались там до вечера, сидя в воде, брызгаясь, разговаривая, смеясь и просто ничего не делая. В то время я не думал о том, что мог бы научиться свежевать добычу в лагере, что в обязанности Гидеона не входило учить меня, и он снова сделал это только ради меня. И даже сейчас, когда я впервые задумался об этом, когда Гидеон дрожал у меня в объятиях, я сказал себе, что просто так было всегда, и ничего больше. Он опрометчиво пообещал моей умирающей матери заботиться обо мне. Он не был обязан, и никто не стал бы его заставлять, но он это сделал.

«Потому что он любит тебя!» – крикнул мне в спину в Мейляне Сетт, и с тех пор я старался не думать об этом. В гурте слово «любовь» означало очень многое.

– А вот плаванию ты учил плохо, – продолжил я, все так же уклоняясь от сложных тем. – В то лето, которое мы провели с гуртом Шет, ты даже не заходил в воду. Знаю, ты говорил, что тебе не нравятся их игры, но на самом деле ты просто любил быть лучшим во всем, верно?

Гидеон не ответил. Он все еще дрожал, но дыхание стало более спокойным. Я достал бурдюк с водой, который дала Дишива.

– Вот, пей, тебе станет лучше.

«Точно, глоток воды поможет смыть чувство вины», – подумал я и тут же отругал себя.

Это был не он. Но я был собой, когда вынес Сетту смертный приговор. Знал ли Гидеон? Наверняка знал – слишком много было свидетелей.

Он взял бурдюк, но не вытащил пробку.

– Не потому, что хотел быть лучшим, – сказал он, не пытаясь выбраться из моих рук. – Потому что тебе и без меня было весело.

Более жалкое признание, наверное, никогда не исходило из его уст, и на какое-то мгновение я не мог принять, что самоуверенный, великолепный Гидеон когда-то так думал, а уж тем более верил в это.

– Та девчонка из гурта Шет была очень красивая, – продолжил он, не пошевелившись. – Как там ее звали?

– Не помню.

Он вытащил пробку с третьей попытки и поднес бурдюк к губам, а потом отдал мне. Я хотел отложить первый глоток на потом, чтобы растянуть запас воды, но во рту вдруг пересохло как никогда раньше.

Я отпустил Гидеона и сделал глоток.

– Лахта, – резко сказал Гидеон. – Ее звали Лахта.

Я встал и отошел на противоположную сторону нашей крошечной тюрьмы, прежде чем повернуться к нему лицом.

– И что? Какое это имеет значение? Это было… десять циклов назад. Даже больше! – Я повернулся к камням, закрывающим путь к свободе. – Какого хрена мы вообще здесь сидим?