Мы с Мишкой и все тайны СССР (сборник)

Она повела нас по коридорам, и мы уже больше не тревожились, потому что киностудия и в самом деле оказалась похожей не на школу, а на клуб "Карбоксилазник" и даже на кулисы цирка. Навстречу нам попалась уже знакомая девушка-дрессировщица с разноцветными пуделями. Я рассказал обо всём этом киноработнице и ещё о том, как мы однажды ездили с мамой поездом, когда я был дошкольником. До того случая мы ездили поездом раз или два, и я запомнил, как здорово глядеть всю дорогу в окно. А тут мы зашли в вокзал, и он был до того похож на метро, что я испугался, решив, что на этот раз мы поедем под землёй и ничего я не увижу.

Киноработница ответила, что я очень наблюдателен, у меня богатая фантазия и говорю я распространёнными предложениями - наверное, оттого что много читаю. Она прибавила, что всё это очень хорошо и полезно, хотя не так уж и важно для работы в кино. Я немножко порадовался, и не стал ей говорить, что огорчился из-за роли без слов. Я надеялся, что роль будет хоть и без слов, но с каким-нибудь геройским подвигом, вроде нашей с Мишкой отчаянной пулемётной стрельбы в пионерлагерном спектакле "Красные звёзды". Потом оказалось, что Мишка тоже так думал, только огорчился сильнее - ведь ему никто не сказал, что у него развитая речь и богатая фантазия.

Киноработница привела нас в костюмерную, то есть в полутёмную кладовую вроде большого гардероба, где висели костюмы разных времён, будто бы киностудия работала уже не одно столетие и на неё приходили самые разные люди, раздевались и исчезали в пропасти забвенья. Мне даже стало страшно, что мы с Мишкой сейчас тоже пропадём навеки, останется только наша школьная форма. Но я тут же вспомнил, что это, как говорится, морок, и порадовался, что у меня и вправду богатая фантазия и стихов я знаю много.

Киноработница сказала, что нужны два костюма пажей к "Принцу и нищему". Костюмерша принесла нам два одинаковых костюма, как на картинке: красный камзол, красные штаны, красные туфли, красный берет с белым пером. Верхние части рукавов и короткие штанины были как у клоуна-дрессировщика Бегемотова - шарами с белыми разрезами, похожими на раскладные игрушки из папиросной бумаги. К штанам полагались длинные, как у девчонок, белые чулки, а к камзолу пришит был красный с белой подкладкой плащик-пелеринка.

Мишка посмотрел на всё это добро с сомнением и сказал, что надеялся на рыцарские латы. А мне костюм понравился, хотя к нему не хватало шпаги, и хорошо было бы широкополую шляпу вместо берета - ведь береты носят девчонки и часто извиняющиеся дяденьки в очках, которым надоело, что их называют "шляпами". В общем, не знаю, какие в этом закрытом фильме были нищие, но мы с Мишкой сошли бы за принцев. Туфли, правда, оказались нам великоваты, и костюмерша затолкала в них комки газеты.

Мы оделись, и киноработница повела нас в просторный съёмочный павильон, похожий на цирк и театр, вместе расположившиеся в заводском цеху. Местами в нём царил полумрак, а местами горели разные лампы, фонари и прожекторы.

Мишка сказал:

- Жалко, что мы этот павильон снаружи не рассмотрели! Наверное, он красивый, как на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке.

Я говорю:

- Ничего, нам его потом покажут. И ещё много чего. Главное - остальным кинематографистам понравиться.

Не знаю, кому из кинематографистов мы понравились, а кому нет. Кажется, на нас почти никто не обратил внимания. Главное, что их начальник, режиссёр Карп Савельевич, очень гордый, с усиками, сказал:

- Есть пионеры? Хорошо, снимаем сцену на лестнице!

Нас с Мишкой без особых разговоров поставили на верхнюю ступеньку дворцовой лестницы высотой с двухэтажный дом. Она казалась каменной, но была деревянная, и ступеньки на ней скрипели. За нашими спинами были фанерные двери в две створки с ручками-кольцами из золотого папье-маше. Мишка хотел потянуть за кольцо, но режиссёр Карп Савельевич, сидевший внизу на стуле, закричал на Мишку в жестяную воронку:

- Ёлки-палки, загремишь! Нам что - в тюрьму за тебя садиться с товарищем Гамбургом?

Товарищ Гамбург - это не дирижёр, а директор картины, вроде завхоза. Нам объяснили, что если на съёмках кто-нибудь убьётся или покалечится, ему за всё отвечать вместе с режиссёром. Но товарищ Гамбург всё предусмотрел: двери с другой стороны были заложены шваброй, а под ними были навалены тюфяки, как для принцессы на горошине - ведь за дверями ничего не было, сразу обрыв, хоть поставь эту лестницу на краю бассейна и прыгай.