Саттер-Хилл не успела толком перевести дыхание после массовой запары с экзаменами, а в школу уже просочился вирус, известный как «спортивная пандемия». Эта болезнь сродни местной оспы или бубонной чумы — уносит целые поколения, помутняет разумы девяноста процентов учеников, превращая их в помешанных на баскетболе диких животных.
Ботаники прячут свои очки в футляры, театральный кружок прекрает драматические постановки, а учителя откладывают учебный план. Это как заключенный на водопое мир — все собирались на школьном стадионе, болея за «Темных лошадок», которые в кои-то веки вышли в финал сезона.
Эту болезнь не излечить, ее можно только храбро выстоять.
И я бы с радостью пересидел все это сумасшествие в каком-нибудь титановом бункере с вай-фаем, если бы не находился чуть ли не в самом его эпицентре. Вагнер поставил меня на позицию разыгрывающего защитника, хоть я и отпирался, заявляя что этим должен заниматься Молли — капитан команды.
И тем не менее сезон у нас выдался очень удачный. Мы доползли до самого финала, обыграв все команды в округе. Эта игра должна была быть заключительной, и Вагнер готовил нас к ней как солдатов в лагере военнопленных.
На матч пришли мои друзья, так что, конечно, все не могло пройти гладко. Ли с Дэнни принесли огромный ватман с цветной надписью «ЛАМАНТИНЫ СОСУТ». Они начали громко скандировать обзывательства еще до того, как игра началась. Охрана добралась до них, но Дэнни спрыгнул с трибун и, разорвав на себе майку (правда разорвав), бегал от запыхавшихся старичков-охранников по всему залу. Матч из-за этого начался на тридцать минут позже, но эта гонка все же вошла в историю.
«Ламантины» были командой из небольшого соседнего городка. Они прошли в финал своего города, мы — в финал своего, и в этот день нам пришлось делить между собой первое место в округе. Держались они отлично, первую половину матча даже обходили нас по очкам, но под конец Молли забил мяч и сравнял наш счет до ничьи, из-за чего пришлось продлевать игру на овертайм.
Я ненавидел овертаймы. Люди на площадке становились дикими, неуправляемыми и подверженными стрессовым ситуациям, а я, как разыгрывающий первый номер все равно должен был оставаться самым спокойным и вменяемым игроком в команде, чтобы оценить ситуацию и просчитать лучшие пасы и передачи.
Перед овертаймом судья объявил небольшой перерыв, и мы всей командой забились в раздевалку, чтобы передохнуть от громкого шума толпы с трибун. Я даже не успел сесть на лавочку, как вдруг дверь раскрылась. В и без того под завязку набитую людьми комнатку вошла Ли.
Подруга стремительно, без слов приблизилась ко мне вплотную, замахнулась и со всей дури залепила пощечину мне по лицу.
— АУЧ! — заорал я, прикладывая ладонь к горящей от боли щеке. — Какого хрена ты творишь?! Больно, вообще-то!
— Вагнер передает тебе «привет», — усмехнулась она, невинно пожимая плечами.
Никакого сочувствия от ребят, развалившихся на лавочках, я не получил. Эти придурки ржали надо мной, словно я был каким-то выпуском «Шоу Косби».
Никак не среагировав на мои болезненные стоны и ругательства, Ли ногой пододвинула к себе контейнер с теннисными мячами, затем встала на пластиковую крышку подошвой кед и поравнялась со мной в росте. Я еще даже не успел отойти от болевого шока, как она вдруг притянула к себе мое лицо и поцеловала. Прямо в губы. У всех на глазах.
Удивительно, но боль тут же забылась. Смех вокруг нас стих, а Ли все все еще прижималась своими губами к моим. Первые несколько секунд я стоял истуканом, но затем втянулся в процесс, притягивая ее ближе к себе. Я мечтал снова поцеловать Ли с самого Рождества. И пусть этот поцелуй опять вышел прилюдным, незапланированным и слишком поспешным, это не означает, что он не был потрясающим.
Прошло слишком мало времени между нашими губами, вздохами и кружащимися головами, когда Ли отстранилась.
— И это тоже от Вагнера? — ухмыльнулся я, загибая бровь.
— Это твоя шоковая терапия пожаловала, Кайли. Видимо, крайние меры — единственное, что на тебя действует. — убрав руки с моих плеч, Ли спрыгнула с контейнера и направилась к выходу. — Тебе лучше постараться, засранец! Я не для того подставлялась, как низкопробная проститутка, чтобы ты потом плакался мне в жилетку. — она бросила мне последнюю саркастичную фразу и вышла из раздевалки, которая тут же потонула в удивленном молчании, напоминавшем панихиду.
— И что это вообще сейчас было? — Молли часто моргал, не веря в увиденное.
— Кажется, мои глаза только что лишились девственности. — Рокки зажмурился, потирая переносицу. — Крошка Ли умеет целоваться, ну кто бы мог подумать!
— Да заткнитесь вы! — буркнул я, устало заваливаясь на лавочку.
— И что это у тебя на лице, Андерсон? — начал поддразнивать Купер, тыча в меня пальцем. — Лыбишься, как десятилетка, которому разрешили посмотреть «Секс в большом городе».
— Какая к черту улыбка?! — запротестовал я и вдруг осознал, что правда ухмыляюсь от уха до уха, как полный кретин.
— Просто. Ни. Слова. — предупредил я, напустив на себя грозный вид.