Лилиан не успела разразиться действующей всем на нервы оптимистичной тирадой о спасении наших душ, как папа уже успел со всеми попрощаться и сесть в такси до аэропорта. Мама, скрипя сердцем, уехала от нас на съемки в Египет на следующий день.
Но труднее всего мне было отпускать Дейзи.
До аэропорта мы с ней добирались вдвоем, Лилиан не смогла поехать с нами, потому что срочно понадобилась мистеру Хопкинсону — организатору благотворительной акции для тяжелобольных детей, в которой Лилиан принимает активное участие.
На сестре был черный пуховик, угги и позаимствованная у меня красная клетчатая рубашка. На спине висел ее туристический рюкзак, вещей в котором теперь было гораздо больше, чем четыре дня назад.
Ее самолет в Лихтенвальд отправлялся через сорок три минуты.
— Ты уверена? — спросил я на пункте сдачи багажа.
Дейзи всю дорогу была притихшей и даже немного испуганной.
— Абсолютно. — заявила она. — Я должна вернуться. Нужно хоть что-то довести до конца. Не быть же тебе единственным нормальным ребенком в семье до самой смерти.
— Не уверен, что антидепрессанты, которые я запиваю водкой, можно считать нормальным явлением.
Она подняла на меня свои зеленые глаза, в которых читалось сомнение.
— Ты же знаешь, почему я это делаю?
— Почему?
— Потому что я приехала и нашла тебя потерянного, разрушенного, совершенно сбитого с толку.
Дейзи сглотнула, и мне показалось, что она сдерживает слезы.
— Мне жаль, что все мы вот так вот побросали тебя. Но если ты не остановишься сейчас, то потом будет уже поздно.
— Так все это из-за меня? — осознал я.
— Просто посмотри на меня, Кайл, и пойми, что тебя ждет. Это ведь, как кариес, лучше залатать дырочку, чем вырывать зуб с корнем. Поэтому я попытаюсь как-нибудь разобраться в хаосе, который происходит в моей жизни. Теперь твоя очередь, идет?
— Идет.
Я поцеловал сестру в лоб, она поспешла стереть грусть с глаз и рассмеяться.
— Так мы будем как Чезаре и Лукреция(*)? — она приподняла светлую бровь.
— Теперь тебя тянет на инцест? — скривился я.
— Не повезло, что ты мой единственный брат, да?
— Потерпи еще год до следующего Дня благодарения. Выяснится, что у нас есть сестричка с третьим глазом на лбу, от которой отказались еще в роддоме.
Дейзи покачала головой и улыбнулась. Почти по-настоящему.
Я смотрел, как она проходит мимо охранников в зал ожидания своего рейса и с улыбкой шлет мне прощальный воздушный поцелуй. Как всегда, это единственное, что она после себя оставляет — воздух.
— Так Дейзи вырвало прямо на ковер? — допытывалась Ли на следующий день, когда мы с ней сидели на нашей крыше.
— Ага.
— И ты приемный?
— Суррогатнорожденный.
— От Лилиан? — скривилась подруга.
— Ага.
— Ты берешь приз за самый дерьмовый День благодарения в этом году. Мои поздравления, — Ли чокнулась со мной пивом и изобразила слабые хлопки.
— Спасибо, — иронично отозвался я. — Хочу поблагодарить за это свою психически неуравновешенную семейку. В первую очередь, конечно же, мою импульсивную сестру, которая не умеет держать язык за зубами, репродуктивную систему моей матери, не способную выдавить из себя еще одного ребятенка, и матку своей религиозной тети за то, что она пожертвовала своим святым чревом ради меня, а не Иисуса.
Мы сидели на земле, прислонившись спинами к выступу самого края крыши, мокрого и замерзшего из-за недавнего дождя вперемешку со снегом, и уныло потягивали пиво из горлышек стеклянных бутылок.
— Ты как вообще?
— Не знаю. Вроде нормально, но если начинаю осмыслять происходящее, то понимаю, что все в такой жопе, что и подумать страшно.
— Как там Эльза пела в «Холодном сердце»? Отпусти, Кайли.
— М-да уж. Как будто я когда-нибудь смогу забыть, что меня родила моя сумасшедшая тетушка.
Погода на улице была мрачноватой. На небе затянулись швы серых туч, не давая прорваться лучам солнца. Но воздух был теплым, и кожа не покрывалась мурашками, когда ее случайно задевал неуклюжий ветер.
— Как так вечно происходит? — неожиданно удивился я.
— В смысле?
— Ну, в моей жизни случается какое-то дерьмо, и ты тут, как тут, чтобы выслушать мои стенания. Это магия такая?
— Это дружба, придурок, — усмехнулась Ли.
— А что насчет твоего дерьма? Не помню, чтобы ты когда-нибудь жаловалась.
— А тебе интересно, как прошел мой День благодарения?
— Конечно.
— Ну, мы в основном молчали. Мама не большой фанат всех исторических праздников, так что весь день жаловалась, а вечером уже со всеми ругалась. Мэй проплакал всю ночь, а спустя три части «Историй игрушек» наконец-то заснул. Как-то так.
Ли запила свою невеселую усмешку пивом, а я промолчал, отвернувшись в сторону.
— Что такое? — Ли мигом почувствовала перемену моего настроения.
— Почему ты такая? — спросил я.
— Какая?
— Постоянно притворяешься, что тебе не больно. Ты же тоже страдаешь, Ли, я вижу. Но ты не подпускаешь меня, как бы я ни старался. Ты мне не доверяешь?
Ли неловко опустила глаза, стуча пальцами по горлышку бутылки.
— Не в доверии дело, Кайли. — тихо пробормотала она.
— Тогда в чем?