Мы уходим последними… Записки пиротехника

– Мы уже сами не имеем больше права ограничивать скорость движения по переезду. Если можно что-то сделать – пожалуйста… Или мне придется запрашивать санкцию начальника дороги.

– А какое предупреждение вы ввели?

Перемерзший путеец мнется.

– Понимаете, ваш товарищ, черный такой, высокий лейтенант, написал в акте – «скорость не свыше пяти километров»…

– Как – пять километров? Значит, вы теперь должны каждый поезд перед переездом, по существу, останавливать?

– Должны… А там, знаете, подъемчик… – пожилой инженер набирается духу и признается в страшном служебном преступлении: – Я исправил в акте пять километров на пятнадцать…

– Покажите мне этот акт. Гм… «Тринадцать фугасов… Неизвестное ВВ…» Вы, кстати, видели это «неизвестное ВВ»?

– Ваш товарищ показывал какой-то порошок. Он его повез в Ленинград на экспертизу.

– Так… «Скорость движения… Охранять… Закрыть переезд для движения автомобильного и гужевого транспорта…» Значит, это нас сегодня тетки на автостанции склоняли? А из какого расчета устанавливалась скорость в пять километров?

– Ваш товарищ знает.

– Хорошо. Дмитрий Лазаревич, как решим? – спросил я Бирюкова. – Пока мы хоть чуть-чуть не разберемся, покоя и ночью не дадут. Может, сходим посмотрим на эти фугасы?

– Нам сейчас будут звонить.

– Ничего, скажут, что мы работаем. Придем, сами и доложим.

С начальником дистанции и страшно любопытной стрелочницей мы потопали по морозцу на переезд.

Под огромной зимней луной вьется дорога как дорога: укатанная до блеска, слева кустики, справа кустики. В глубоких кюветах – по пояс нетронутого снега. От кустиков на снегу – огромные голубоватые тени. Кажется, что они шевелятся. Тишина. Только скрип под нашими сапогами.

– Где фугасы?

– Где-то вот здесь… Я, собственно, видел только одно место, – растерялся железнодорожник. – Дальше ваш товарищ нас не допустил.

Под беспомощным лучом карманного фонарика мы заметили чуть приметное углубление и кусочек металлического ободка: будто дужка от старого ведра блестит. Ездили, похоже, по ней, ездили по этой дужке… С половину детского кулачка два камушка, выколупнутые на дорогу, – след работы наших саперов.

– А еще?

– Не знаю. Кажется, где-то ближе к самому переезду.

Метров сто – от этого места до самых рельсов – мы идем в молчаливой сосредоточенности и не находим никаких признаков фугасов. У самого переезда к нам присоединяется отставший Бирюков.

– Слушай, Виктор Иванович, названивают… Оперативный требует доложить обстановку и выяснить, где группа. Я сказал, что утром позвоним, – он и слушать не хочет.

– Пойдем, я тебе пару слов скажу, – шепчу я ему. – Ни черта мы не смогли найти! Как же тогда этот деятель определял тут фугасы? Да еще с неизвестной взрывчаткой… Ты что-нибудь видишь?

– Может, ночью…

– Ночью… Все равно было бы заметно, что люди что-то искали. Ты мне посвети, пожалуйста, еще посмотрим. Надо же докладывать. Шум до самой Москвы, а мы ничего третий день не можем сказать. Неприлично даже.

– Знаешь, и из Москвы звонили!

– Да ну?!

– Из «Комсомольской правды». Просили сразу же сообщить – вышлют собственного корреспондента.

– Ого! Ну, свети, ладно.

Я достаю свой заветный штык, подаренный мне товарищем-разминером в память об одной «сложной» истории, и потихонечку начинаю ковыряться. Земля как камень. Острые, холодные осколки дорожного покрытия долетают до лица и жалят, словно осы. Минут за пятнадцать нашего пыхтения только чуточку обнажается металлическая дужка. Еще пятнадцать минут с небольшим перекуром – и становится ясно, что дужка – это верхний край какого-то большого сосуда: то ли бочки, то ли ведра. Еще пять минут работы убеждают нас, что это бочка, у которой почему-то нет верхней крышки. Но пока никаких признаков ее предназначения. На «типичный» фугас тоже не похожа. Фугасы – заполненные большим количеством взрывчатого вещества ящики, бочки и т. п. – обычно даже герметизируют для большей сохранности. Крышку-то уж, во всяком случае, они имеют.

– Зря бочки не зарывают на дорогах, – замечает Дмитрий Лазаревич.

– Не зарывают.

– Может, для дренажа, чтобы вода стекала, если их здесь на самом деле много? Болото же кругом…

Делаем еще одну попытку добраться до содержимого бочки, но из-под ножа выскакивают только плотные комочки мерзлой земли. А мы проковыряли уже сантиметров на десять.

– Брось, – говорит Бирюков. – Утро вечера мудренее. И группа к тому времени подъедет…

– Не знаю, как ты считаешь, но, по-моему, пока ничего страшного нет, – говорю я не слишком уверенно. Мне хочется покопаться еще. Терпеть не могу оставаться в неведении.

– Второй час, – настаивает майор.

– Пошли.

На станции, мы, наконец, узнаем, что обнаружились следы пропавшей группы. За Чудовом у них перевернулась машина. Областная ГАИ помогла добраться до Новгорода, и сейчас они приходят в себя от неприятного происшествия. Будут только завтра, около двенадцати дня.

– Все живы? – надрываюсь я у телефонной трубки.

– Все, – спокойно отвечает мне дежурный по военкомату. – Шофер только чуть-чуть обжегся этилированным бензином. А как там на станции? Что докладывать?