Мы уходим последними… Записки пиротехника

На этот раз он работал не как артист. Вдохновенный каприз художника, виртуозная игра с неожиданными поворотами, вспышками, искрами сменилась у него холодной расчетливостью экспериментатора, ставящего сложный, очень важный и удивительно тонкий опыт. Глаза, руки, рычаги, ковш, даже огромная штанга, к которой ковш прикреплен, – все слилось в одно целое, в размеренный замах и легкий, точный захват порции грунта.

Сначала меня раздражал скрежет ковша по булыжному покрытию, но потом Косарев как-то умудрился и его ввести в общий гармоничный ритм. Стало уютнее и спокойнее. Даже неумолчный звон цепей и скрип передач казались мне теперь мелодичными.

Минут через пять Геннадий остановился. Приглушил двигатель. Нерешительно перегнулся через кабину.

– Что случилось?

– Да ничего… Товарищ старший лейтенант… давайте закурим… В последний разок…

Когда он неумело прикуривал от поднесенной мною спички, было видно, как мелкой дрожью дрожат у него руки.

– Ничего, старик. Все будет в порядке! Ты не волнуйся…

Он доверчиво посмотрел на меня маленькими печальными глазками и глубоко, до кашля, затянулся едким синеватым дымком.

– Ну что? Продолжим?

– Надо, – коротко подтвердил он и уверенно полез на свое место.

Еще раза три закуривали мы с ним «по последней». И каждый раз он заглядывал в яму и, откровенно вздыхая, говорил: «Надо». Потом твердыми шагами шел к экскаватору. За рычагами Косарев чувствовал себя куда спокойнее. Парадокс? Вряд ли. Человек, знающий свое дело и свою цель, всегда уверенно чувствует себя, делая это дело. Даже в самых необычных ситуациях.

Широкая ровная траншея подошла к краю насыпи.

– Я сейчас развернусь и пробью дальше, – сказал Косарев.

– Не надо. Давай-ка мы не будем больше испытывать судьбу.

За линией ограждения нетерпеливо переминался целый взвод с лопатами, а начальник Косарева уже давно подавал мне выразительные сигналы: кончай, мол.

Экскаваторщик быстро развернулся и, не оглядываясь, покатил к шлагбауму. Пока солдаты по очереди осторожно углубляли отрытую им траншею, а мы с Николаевым снимали и вытаскивали уложенные в три ряда мины и взрывчатку, Косарев исчез. Мне до сих пор неловко, что в суматохе я так и не успел его поблагодарить за тот душевный и технический подвиг, который он совершил.

Когда мы везли мины на подрывную площадку, Николаев вдруг сказал:

– Сильный малый! Жидкий-жидкий, а сильный… Бывают же такие… – и победно посмотрел на меня: во, дескать, какие мы – мастеровые! Впрочем, даю голову на отсечение, что себя к мастеровым он даже и в мыслях не причислял.

Под куполом «Спаса на крови»

Октябрь. Сумерки. Долго стучу в окованную тяжелым железом дверь бывшего петербургского храма «Спаса на крови», пока не слышатся неторопливые шаги, не гремят засовы и какой-то парень не впускает меня внутрь, под еле видимые в темноте гулкие своды церкви.

– Вы сапер?

– Да.

– Проходите.

Внутренность храма поражает сразу же. Еще нигде я не видел такого обилия замечательных мозаичных фресок и… такого варварского отношения к произведениям искусства. Просторные залы сплошь уставлены декорациями. Они грязные, с гвоздями, от которых фресковое великолепие пестрит царапинами, а цветная смальта местами уже осыпалась. Никогда бы не подумал, что способна на такое возвышенная Мельпомена! А вот поди же… Видимо, и вправду «клобук еще не делает монахом», как говорили древние.

– Неужели здесь так и будет эта свалка? – удивляюсь я.

– Нет, – равнодушно сообщает провожатый. – Закончим реставрацию – планируют музей мозаики…

Прекрасно! Сначала портим, потом увековечиваем!

В низенькой комнатке за алтарем пышет жаром докрасна раскаленная чугунная печурка. Вокруг нее по верстакам, бухтам веревок, трубам, каким-то ящикам живописно раскинулись ожидающие моего прихода верхолазы. Я уже давно заметил, что, чем труднее или опаснее у людей работа, тем больше в них душевного здоровья и неиссякаемого остроумия. Здесь тоже за словом в карман не лезут. Первый же мой нейтральный вопрос: «Что тут у вас?» – встречается веселым каскадом:

– А ничего особенного: колбаса, пиво, святые угодники по стенам и снаряд в куполе! Присаживайтесь к нашему шалашу, с дорожки да с устатку…

– Хорошо бы, ребята, с вами посидеть, особливо под пиво, – постарался я подстроиться под этот тон, – да нельзя – времени до темноты осталось мало, так что давайте, если можно, поближе к снаряду. Как и где вы его нашли?

Реставраторы не заставили себя просить.

– Он, – старший в этой компании с дружеской небрежностью кивнул на моего провожатого, – работал там, – он ткнул пальцем в потолок. – Но неосмотрительно… И попал под голубя… Понятное дело, голубь ему «кап», а он и рот от удовольствия разинул. Вот и потерял свой новый казенный фрак. Полетела его телогрейка с лавсановой ниткой и сгинула в неизвестной дыре. Вообще-то поделом – в следующий раз будет знать, что рабочая одежда в рукава одевается, а не так, как с девкой на свиданьи. Верно я говорю?

Веселые рыцари поднебесья отозвались довольными смешками. Смеялся и сам виновник случившегося – нрава он, видимо, был открытого, необидчивого.