Мы уходим последними… Записки пиротехника

…Они стояли рядом, за брезентовым кузовом автомобиля, перебрасывались нескладными приглушенными фразами, бессвязно переходили от одной темы к другой, подолгу молчали, конфузясь нашим присутствием, и через каждые пять слов прощались.

– Ну, пока… – И опять про каких-то знакомых.

– До свидания… – И в который раз: – Дома-то давно не был?

– Давно. А ты, значит, тут живешь?

– Тут… Ну, так пойду я?

– Ага… Привет там передавай.

– Передам… – И любопытным женским шепотом: – Кто этот в очках-то? Все начальство возишь?

– Начальство…

– Повезло тебе – другим в армии вон как, говорят, достается…

– Повезло…

– Не тяжело служить-то?

– Нет, чего мне!

– Ну да – с машиной оно завсегда легче…

Они шептались, а я сидел и думал: «Милая девушка, если бы ты только знала, как «повезло» твоему Валентину! Будь на улице чуточку посветлее, тебя, наверное, испугали бы его мокрая, заляпанная глиной одежда, бледное, усталое лицо, в кровь исцарапанные руки».

А он шутит, смеется счастливо и долго не может выпустить из рук ее ладони.

Потом, в машине, он прячет от нас блестящие глаза и смущенно улыбается грубоватым остротам лихого приятеля.

Наш побывавший не в одной передряге «газик» был заслуженным ветераном. На нем за несколько лет мы перевезли тысячи снарядов и мин. Доставалось ему крепко. Изо дня в день, с утра и до вечера, наматывал он и наматывал на свои старенькие колеса километры асфальтированных, гравийных, проселочных дорог и просто бездорожья. Порой не выдерживал такого напряжения – бастовал. Но утром бодрый и улыбающийся Николаев доставлял его в нужное место в целости и сохранности.

Меня это всегда удивляло. Шоферы в смысле запасных частей народ прижимистый, можно сказать – жадный. И надо иметь недюжинные способности, чтобы хоть чем-нибудь одолжиться. А стеснительность нашего водителя была мне хорошо известна. Только потом мне удалось понять тонкость его взаимоотношений с товарищами. Предельно безотказный и предупредительный к другим, он легко и просто получал нужную помощь многочисленных друзей. Ну, а сам возился со своей «лайбой» (не знаю, откуда прилипло к нашей машине это морское словечко) всегда, как только выпадали ему редкие часы отдыха. Но часов этих было мало, ой как мало! Его вызывали и в ранние, предрассветные сумерки и поздним, глубоким вечером. И ни разу не застали врасплох, не готовым к рейсу.

Товарищам на расспросы об этих многочисленных поездках он весело пояснял: «Наше дело шоферское – крути баранку и знай поворачивай, куда скажут». О вольных и невольных приключениях помалкивал, будто и впрямь был к ним непричастен. Но из трехсот его выездов на «заявки», пожалуй, не было ни одного, в котором он оставался бы сторонним наблюдателем – просто «возчиком». И по-детски любопытный и по-солдатски дисциплинированный, Валентин успевал всегда именно в те прорехи, которые надо было закрыть.

* * *

Помню такой случай. Зимой шестьдесят первого года нас вызвали на ленинградский завод «Электросила». В узкой глубокой траншее, у самой стены цеха, «вылупился» солидный – пудов этак на десять – немецкий снаряд.

Мощная помпа с трудом справлялась с откачкой воды, в траншее не развернуться, а снаряд на всю свою полутораметровую длину вмерз в крепкий как камень грунт. По маленькому кусочку, по крохам подавалась земля. За четыре часа работы образовался лишь низенький – только руке пролезть – лаз вдоль снаряда.

Я стоял над траншеей и не знал, что придумать. Четыре часа не работал большой цех. Стемнело. Под нестерпимо ярким светом времянки снаряд и куски земли отбрасывали резкие черные тени. Слезы, а не работа. Того и гляди угодишь по тупому и рваному рылу совершенно обнаженного взрывателя.

Валентин долго стоял рядом, молчаливый и сосредоточенный, как памятник.

– Может, так потащим, товарищ старший лейтенант?

– Где потащим? Двое здесь не поместятся, а одному не поднять.

Он тяжело и гулко спрыгнул в траншею.

– Валя, милый, если ты зацепишь или уронишь… Эта стена, проспект… Понимаешь?

Таким я его еще не видел. Мокрый, перепачканный с головы до ног, он врос усталыми ногами в ползущую глину, и мертвеющие от перенапряжения пальцы его миллиметр за миллиметром тянули на грудь скользкую отвратительную чушку. Раза два он терял равновесие, и снаряд кренился к усыпанной острыми кусками мерзлоты стенке.

– Осторожно, Валя!

Он жадно втягивал воздух широко раскрытым ртом и тащил дальше.

Так вот и выжал наверх к машине все сто шестьдесят килограммов взрывчатки, и железа. Выжал и как ни в чем не бывало уверенно сел за руль своей «лайбы».

– Куда повезем, товарищ старший лейтенант?

На другой день где-то на Московском проспекте я купил «Вечерку» с коротенькой заметкой о случае на «Электросиле» и показал ее Валентину. Он посмотрел, обнаружил свою фамилию рядом с лестными эпитетами и покраснел до корней волос. Так и не справившись с охватившим его волнением, он бестолково покомкал газетные листы и, не прочитав, сунул их куда-то под сиденье.