Мы уходим последними… Записки пиротехника

Когда кончился срок его службы, Валентин решил остаться в армии: ему предложили обучать шоферскому искусству слушателей военной академии. Потом до нас дошел Указ о награждении Николаева орденом Красной Звезды, и я заехал его поздравить. Приехал и с изумлением обнаружил, что за полтора года службы на новом месте Валентин ни единым словом не обмолвился своим товарищам о бывшей работе. Ни про то, как в Старо-Панове он обезвреживал противотанковые мины, ни про снаряд, «принятый» им из купола церкви в самом центре Ленинграда, ни про Красное Село, – ни о чем этом ни звука.

Тертый жизнью плотный старшина – его нынешний начальник – сказал уважительно:

– Ишь ты! Выходит, наш Николаев герой оказался. – И непоследовательно добавил: – Это все ничего. Главное, что парень он тихий.

Еще я почему-то хорошо его запомнил в весну последнего года нашей совместной службы. Он стоял над оврагом, где мы взрывали свои «находки», и дышал, широко раздувая ноздри. Родниковый аромат таяния, удивительно тонкие запахи пробуждающейся природы доставляли ему огромную радость. Иногда ветер приносил со стороны оврага резкую струю горелого пороха. Тогда лицо у Валентина морщилось и приобретало странное задумчивое выражение. В эти минуты мне казалось, что мой товарищ что-то усиленно вспоминает и никак не может вспомнить. Может, искореженные леса, глухие болота, скрип расхлябанных телег, встревоженные лица… И наверняка – запах гари. От спаленных изб, от рвущихся снарядов… Он ведь совсем махоньким впитал его, этот запах войны.

Неожиданные находки

– А-ах!.. – задохнулся от изумления Боря Гоголешвили, наш новый, весьма экспрессивный водитель, и больше ничего не смог выговорить.

Сзади, довольные произведенным впечатлением, вовсю ликовали наши радушные хозяева – работники псковского военкомата. Эффект и в самом деле был великолепен. У кремлевской стены, с удовольствием подставив выщербленные серые бока летнему солнцу, наверное, впервые за несколько веков грелись… каменные ядра.

– Эхо самой древней войны! – патетически воскликнул Боря.

– Пожалуй…

Пока мы с интересом взирали на допотопное «эхо», нас самих с не меньшим любопытством разглядывали собравшиеся на площадке реставраторы и археологи. Раскапывая кремлевский двор в поисках тайн древности, они неожиданно наткнулись на вполне современные средства уничтожения человека – две противотанковые мины. Не без основания сочтя их опаснее добродушных ядер, археологи предпочли вызвать специалистов.

И вот с двумя ящиками желтой раскисающей взрывчатки мы едем по Пскову, выбирая наиболее удобные пути для вывоза нашего груза. Боря черными, как агат, глазами восхищенно косится на подаренное нам ядрышко и провокационно хает его боевые возможности по сравнению с минами и снарядами.

Из всех наших водителей и саперов Гоголешвили самый любознательный. Но он великолепно знает, что, когда в машине снаряды, я категорически запрещаю всякие расспросы, и поэтому пытается расшевелить меня именно таким «нейтральным» путем.

– Прекрати, Боря, – требую я наконец. – Потом поговорим.

– А расскажете?

– Расскажу…

Гоголешвили успокаивается и виртуозно жонглирует «газиком», спасая его колеса от неприятных для нас встреч с рытвинами и колдобинами.

… – Итак – порох изобрели неизвестно где и неизвестно кто. Одни говорят – в Китае, другие – в Индии, третьи приплетают к этому темному делу какого-то несчастного монаха по имени Бертольд Шварц…

– Это вы уже рассказывали, – нетактично перебивает Боря. – Вы про ядра…

– А что про ядра? Вот такое ядрышко пробивало в каменной стене брешь в пять раз больше своего размера. Поражало осколками…

– Какими осколками? – с откровенным недоверием поворачивается ко мне шофер.

– Ну «какими», «какими» – обыкновенными! Видел в Москве Царь-пушку? Видел там около нее целую гору ядер?

– Я в Москве не был. По картинкам знаю.

– Все равно. Там ядрышки по сто двадцать пудов. Как-нибудь это почти две тонны… Врежет такая махина в стену, так такие осколки полетят! Да и целые ядра метров на пятьсот отскакивали назад…

Боря вполуха слушает мои разглагольствования, в оба глаза следит за темнеющей дорогой. Однако успевает и отреагировать на неожиданные для него сведения о мертвом, безобидном камне. Я вижу, как он уважительно убирает с ядра перепачканный сапог и даже чуточку поправляет его ногой, чтобы не каталось. Ехать нам еще долго и долго. Опыт многочисленных дальних поездок и нескольких аварий, без которых не обошлась наша служба, давно приучил меня развлекать шофера во время рейса. Так ему легче выдержать нудную, длинную дорогу – не заснуть ненароком, да и мне веселее – время идет незаметно.

– Вот… – ищу потерянную мысль. – А потом, Боря, появились всякие картечи, бомбы, начиненные порохом, разрывные снаряды… Тоже с порохом. И какой только дрянью не набивали боеприпасы: камнями, гвоздями, железками, нечистотами! С гвоздями – так тáк и называли: «ежовый выстрел». Здорово, а?

– Здорово, – соглашается шофер. – А ведь тогда, товарищ старший лейтенант, не было, наверное, нашей службы? К чему, раз с гвоздями да порохом…