Вольно или невольно, но это сказывалось и на подчиненных ему солдатах: тарасюковский взвод отличался галантностью по отношению к женщинам и целомудрием в обсуждении всяких щекотливых проблем. Скабрезность и похабщину здесь обламывали быстро и незаметно.
– Успеешь еще в кино, – захотелось мне его поддержать. – Расстояние-то пустяковое…
Он благодарно, но недоверчиво улыбнулся.
Расстояние действительно было пустяковым. Он жил в Колпине, а мы ехали в Саперную, расположенную в каких-нибудь пяти-шести километрах. Здесь при застройке новой улицы что-то такое нашли, а что – и сами толком не знали.
Два больших дома, полных только что вселившимися и даже вселяющимися, выглядели еще нежилыми: ни занавесок, ни цветов на окнах. За домами – огромный котлован: будущие подвалы еще одного будущего дома. Рядом с котлованом – разрытый водопроводный коллектор и временная газораспределительная будка с аршинными буквами по фасаду: «Не курить!» И – никаких представителей местной власти. Где же снаряды?
– Под щитами, наверное, – наметанно определил сержант Валерий Кириенко, «первый зам» и помощник Тарасюка, показывая в котловане место, аккуратно прикрытое досками.
Мы спустились туда. Ловкие солдатские руки вмиг разобрали завал.
– Лопату, хлопцы! – скомандовал Тарасюк. – И – в оцепление! Всех жильцов – за дом!
Олег Петров, самый «необстрелянный» из взвода, а потому и самый любопытный, быстро притащил три лопаты и встал рядом с нами. Тарасюк метнул на него из-под мохнатых бровей оценивающий взгляд и усмехнулся:
– Успеете, Петров. Идите пока вон туда – в оцепление.
Олег бросился выполнять полученную команду. Ему ужасно хотелось отличиться.
– Ну что, Юра, давай? – предложил я.
– Начнем полегоньку…
Сначала шла просто земля. Потом – податливая зеленая глина, перемешанная с гнилыми щепками. Потом доски и куски железа. А потом… Потом брызнули искры и повалил дым. Тарасюк от неожиданности отпрянул. Я машинально сбросил полную лопату глины обратно. Искры исчезли, но пряный, сладковатый запах усилился.
– Влипли!
Кажется, мы подумали об одном и том же. За всю свою жизнь мне только дважды довелось встретиться с химическими боеприпасами. Во время минувшей войны гитлеровцы не решились их применить. Но мы знали – и об этом я, не уставая, твердил всем занятым на разминировании офицерам, – что большие запасы снарядов, начиненных отравляющими веществами, хранились не так уж и далеко от линии фронта. Тарасюк не раз бывал на наших занятиях и хорошо запомнил всяческие рассказы и басни о страшной химии…
– Не похоже… – не очень уверенно предположил я. – Знаешь что, давай-ка ты – от греха подальше – садись в наш «лимузин» и жми за противогазами. Чем черт не шутит… Не забудь на меня прихватить! – крикнул я ему уже вдогонку.
Минуты две я стоял над разворошенной нишей, потом не утерпел и опасливо ткнул в нее лопатой. Как ни коротко было это движение – из земли тотчас же вырвалось пламя, а за ним вместе с комьями выкатился кусок тонкого металлического полушария. Я лихорадочно забросал образовавшуюся щель и вылез из котлована. Осторожность, ставшая второй натурой, избавила меня от рискованных экспериментов. Надо было воспользоваться временем и тщательно продумать организацию всей работы.
Оцепление пришлось отодвинуть значительно дальше. Жителей настоятельно попросили уйти от окон. Как могли, забаррикадировали будку газораспределителя. Кириенко уже по собственной инициативе притащил два ведра мутной холодной воды и сострил, ставя их на край котлована:
– Вдруг, товарищ старший лейтенант, «из искры возгорится пламя». Эх, и ведрышки же дворничиха пожертвовала – загляденье! Глядеть можно, а на свалку не примут, скажут, пейзаж испортишь…
Подкатила машина. Это Тарасюк привез противогазы. На подбородках у нас нелепо закачались резиновые гофрированные трубки.
– По местам! – зычно скомандовал заместитель командира взвода.
Мы пошли в яму.
– Все-таки это фосфор, – сообщил я Тарасюку свои наблюдения.
Он молча кивнул.
* * *
…Дым. Сплошная пелена белого дыма. В противогазе и в почерневшей шинели Юра стал похож на черта. Я, разумеется, тоже. Вокруг нас – искры и бушующий огонь. Мы крутимся неистово, а работа у нас примитивная: высмотреть очередной дымящийся шар, подхватить на лопату и рывком отбросить как можно дальше. Шары шипят и брызжут. Падая, рвутся, как переспелые дыни, расхлестывая вокруг себя яркие языки пламени. Горят мелкие брызги, горят куски бомб, горит пропитанная фосфором земля под ногами…
– Виктор Иванович, осторожно, – предостерегает Юрий.
Я сбрасываю с шинели желтое пятнышко и тоже кричу так, что противогаз раздувается:
– Юра! Сапоги!
Становится жарко. Я вспоминаю, что температура горения фосфора что-то около восьмисот градусов.
Сквозь щелочки чужого, не подогнанного на меня противогаза внутрь сочится приторный, удушливый запах. И дым! Он почему-то уплотняется не ровно, а «этажами» и не стоит на месте, а «ходит», раскачиваясь из стороны в сторону. От этого монотонного, непривычного движения кружится голова…