Клэр издала громкий сердитый вздох, значение которого Фиона не смогла определить. Фионе хотелось катиться отсюда кубарем, но весь смысл ее прилета в Париж – она и ее терапевт единодушно так решили – в том, чтобы любой ценой найти дочь. И держать объятия раскрытыми, даже если Клэр не захочет обнять ее. Быть родителем, а не ребенком.
– Звони в любое время, – сказала она. – Я люблю тебя, родная.
Клэр захлопнула дверь, ничего не сказав, даже не махнув рукой.
1986
В тот сентябрь Катсу Татами упал на улице. Кто-то отвез его в Масонскую реанимацию, где его определили в отделение СПИДа. Тедди сообщил, что Катсу вслух желал умереть раньше, чем его состояние позволит выпихнуть его в окружную больницу. Но он стабилизировался и оказался в окружной больнице. Там его почти сразу выписали, а когда на следующий день он стал задыхаться, ему сказали, что у них уже нет свободных мест. Он прождал две недели, но не в таком плачевном состоянии, чтобы его снова приняли в Масонскую реанимацию, и наконец его снова приняли в окружную больницу, хотя уже было слишком поздно, чтобы чем-то помочь.
Йель понимал, что должен хоть раз навестить Катсу. Отчасти потому, что так будет правильно, отчасти потому, что в худшем случае его ожидает та же участь, и ему нужно заранее увидеть это и смириться с неизбежным.
Однажды вечером он вытянул последний отрезок зубной нити Джулиана, как раз достаточно на одну чистку. Он постарался не видеть в этом плохого знака, но это было непросто. Он решил навестить Катсу следующим утром, пока не стало слишком поздно.
У него были все шансы получить работу в Сент-Луисском университете, и он все еще числился в соискателях на обычную вакансию специалиста по развитию в университете Де Поля, в Чикаго, но он по-прежнему оставался безработным. Доктор Ченг сказал ему устраиваться на любую работу, которая предлагает страховку.
«Чем больше компания, тем лучше, – сказал доктор Ченг, – чтобы вы не привлекали лишнего внимания».
А пока он пользовался льготой COBRA[129], но его ресурсы быстро таяли. Он сможет делать взносы в лучшем случае до января, а затем ему придется выбирать между страховкой и едой.
А пока доктор Ченг не станет вносить результаты тестов в медкарту Йеля. В его версии Йель обращался к нему только из-за больного горла. Когда Йель подаст заявление на новую страховку, его спросят про СПИД, но не про вирус.
«Вы не солжете, сказав нет, – сказал доктор Ченг. – А потом, через месяц, когда вас оформят, вы снова пройдете тестирование. Официально».
Но это было рискованно, и если выяснится правда – если правительство завладеет результатами анализов, анонимных, по словам доктора Ченга; или если Йель попадет в больницу с травмой и у него возьмут кровь и т. п. – тогда ему откажут в страховке пожизненно. И он закончит свои дни как Катсу, молясь, чтобы в окружной больнице нашлось для него свободное место.
Йель позвонил Эшеру, надеясь услышать что-нибудь обнадеживающее, но Эшер только сказал: «Скорее найди работу».
Ситуацию осложняло то обстоятельство, что теперь он не мог получить рекомендательное письмо от Билла Линдси. И то, что Йель проработал в Северо-Западном меньше года, не красило его портфолио.
Сразу после своего положительного анализа Йель послал Роману записку по почте кампуса, а затем написал письмо Биллу на рабочий адрес:
Он много дней думал о Долли Линдси, о том, как он мог бы связаться с ней. Он обсуждал это с Эшером, с Тедди, с Фионой. Они все, к его удивлению, скептически качали головами и говорили: «Не думаю, что у тебя есть такое право». Тедди высказал ему веский аргумент, припечатав цитатой из Канта. В августе он узнал от Сесилии, что Долли ушла от Билла.
«Я видела ее в городе, – сказала Сесилия. – В магазине и на барахолке. Честно, Йель, я даже не думаю, что они спали вместе, как по-твоему?»
Но от Билла он так и не дождался ответа, за исключением строчки, написанной его паучьим почерком, сопровождавшей стопку писем несколько личного характера, которые Йель получил от галереи: