Мы умели верить

Ему была приятна материнская забота. И теперь, когда не стало Чарли, Йель мог без угрызений совести принимать остаточную материнскую энергию Терезы. Так что он сидел на диване, который все еще, после стольких лет, удобно проминался под ним, а Тереза приносила ему чай с медом и складывала вещи в две большие коробки, хотя он сомневался, что когда-нибудь распакует их.

Квартира до странности не изменилась. Чарли совершенно ничего не переделал, ничего не добавил на стены. На холодильнике те же магнитики, то же поникшее растение на подоконнике. Йель был рад. Ему стало бы не по себе, по неведомой, необъяснимой причине, если бы он увидел явные свидетельства того, что мир Чарли двигался куда-то дальше. А может, ему просто хотелось верить в такой мир, где существовала эта квартира, где навечно был 1985-й, где в любой момент могла открыться дверь и возник бы Джулиан с приглашением на вечеринку, Терренс с пивом, Нико с новым комиксом для Чарли.

– Ты ведь не идешь на работу? – сказала Тереза. – Даже не пытайся. Ты знаешь, какие люди: в первый же день, оглянуться не успеешь, как завалят бумажками. Скажи мне, что будешь валяться дома и ничего не делать.

Он заверил ее, что будет отдыхать столько, сколько потребуется. Одним из главных преимуществ Де Поля было то, как мало души он вкладывал в работу. В настоящее время они собирали средства на новый крытый паркинг.

Йель не смог бы забрать эти коробки домой даже на такси, поэтому пообещал заглянуть за ними через неделю, когда Тереза вернется из Калифорнии. С тех пор, как в декабре умер Чарли, она моталась туда-сюда, хотя Йель был бы рад отправить ее на месяц на Карибы, загорать и отсыпаться.

– Даже цветок не завял, – сказал он, – это говорит о том, что ты слишком стараешься.

Он позвонил Эшеру, который вызвался его подбросить. Это будет первый раз, когда они увидятся после демонстрации, после поцелуя. Йеля запихнули последним в тот полицейский автобус, поэтому, хотя Эшера арестовали в следующую минуту, он его больше не видел – отчасти благодаря Фионе, чьи неустанные крики об адвокатах возымели эффект, и Йеля отправили в больницу, а не в КПЗ.

Эшер мог подъехать через пять минут. Йель откинулся на спинку дивана и почувствовал запах ткани. Тереза тем временем пылесосила.

– У меня есть история про эту карту, – сказал он.

Про карту, разрисованную Нико. Она выключила пылесос и уселась на пол перед диваном, подтянув колени к подбородку.

– Окей, тут нарисован автомобильчик, видишь? – Йель указал пальцем. – Мы были в машине нашего друга, Терренса, и собирались ехать на юг по автостраде, но в итоге стали фигачить на запад по шоссе Эйзенхауэра. Терренс тупил в топографии. Что странно для учителя математики, да? В общем, мы съехали с шоссе и совершенно запутались, и попали в такой ужасный район, – Йель вспомнил, как они все распластались на сиденьях, словно так безопаснее. – Но мы вырулили на большую кольцевую и в итоге нашли все эти улицы, названные в честь президентов, и мы были рады, что их так назвали, потому что они идут по порядку и тянутся через весь центр города, до самого озера. Чарли вечно жаловался, как ему трудно ориентироваться в центре, потому что не мог запомнить президентов. Другое дело, если бы там были британские монархи. И вот мы возвращаемся по этим президентским улицам – ну знаешь – Мэдисон, Монро, Адамс, Джексон, а потом там в одном месте, перед ван Бюреном, идет улочка под названием авеню Глэдис. И Чарли такой: «Был президент Глэдис?» Он не шутил. Терренс потом все время ему припоминал. О боже. Сочинял всякие небылицы об администрации Глэдиса.

Тереза издала тихий вялый смешок.

– Я плохо рассказываю, – сказал он.

– Нет, мне понравилось. Очень понравилось. У него были такие хорошие друзья, правда? У него здесь была семья.

Прожужжал дверной звонок, звуком такого далекого прошлого. Йель поцеловал Терезу в щеку, и она снова сказала ему идти осторожней и дышать глубже.

Эшер был без машины.

– Слишком классная погода для машины, – сказал он.

Йель сказал, что не против прогуляться – ему было больно только наклоняться или поворачиваться – и Эшер предложил пройтись кругом и повернуть у больницы Сент-Джоу, где у него назначена встреча на два часа.

– Оттуда вызову тебе такси, – сказал он.

Йель слишком нервничал, чтобы говорить нормально. Он то тараторил без умолку, то надолго замолкал. Эшеру нужно было завернуть на Халстед-стрит, к банкомату. Убирая деньги в карман, он сказал:

– Ты ведь слышал о больнице? – нет, Йель не слышал. – Теперь больница округа Кук официально – попрошу барабанную дробь – лечит женщин со СПИДом.

– Серьезно? Так быстро? Это из-за демонстрации?

– Ты не верил, что это сработает, да? Слушай, Йель, я ничего не выдумываю. Эта хрень работает. Я хочу, чтобы ты это не бросал.

– Я подумаю.

– Должен сказать тебе кое-что, – они снова вышли на Брайар-стрит, хотя имелись и более короткие маршруты до Сент-Джоу. – Я помалкивал об этом, не хотел расстраивать людей и особенно тебя. Но я переезжаю в Нью-Йорк.

– О.