Мы вернемся

Элис дрожащими руками, дергаясь при каждом вздохе, стянула с себя грязную пижаму: на ней были следы крови – не только ее собственной, рвоты и грязи. Бурая, затвердевшая ткань царапала кожу, но ей так хотелось поскорей избавиться от этого напоминания, а еще лучше – сжечь все это прямо здесь и сейчас. Тело выглядело немногим лучше лица – кровоподтеки, стертые колени, запястья и вовсе представляли собой живое мясо. Про порез под грудью Элис даже не думала – шрамом меньше, шрамом больше, что уж там. И везде: на руках, на животе, на спине, на внутренней стороне бедер – везде бурыми, обличающими пятнами кожу покрывала засохшая кровь. Элис повело в сторону – она едва успела ухватиться за край раковины и унять бешено колотящееся сердце. Паника, внутри нее зрела паника, протягивала свои щупальца во все клеточки и готовила ее к самому худшему – воспоминаниям. Элис глубоко выдохнула несколько раз, услышав вопрос по ту сторону двери. Стараясь говорить как можно спокойней, она уверила Мару, что все в порядке, и двинулась к душевой кабине. Медленно переставляя ноги, стараясь фокусироваться на деталях вокруг, ведь едва Элис успевала закрыть глаза на секунду, как тут же всплывали лица ее мучителей, их поганые ухмылки и огромные напористые пальцы, которые гуляли по ее телу. Сделав просто неимоверное усилие над собой, она все же забралась в душ и тут же рухнула без сил на его пол. Элис дрожащей рукой с четвертого раза смогла нащупать кран и включить воду. Тысячи осколков боли врезались в лицо и живот – порезы жгло, но Элис больше это не волновало. Она притянула к себе гель для душа, взяла мочалку и принялась остервенело смывать с себя весь этот день. Вспышка – и вот ведут Эвана. Другая – и веревки сдирают ее запястья, а по рукам течет кровь. Вот нож скользит по ее лицу, а следом – по груди. И эти люди, они смеются, они трогают ее, – и она не может остановить, она не может смыть с себя их мерзкие прикосновения, их толчки внутри нее, ей больно, она не может, она снова сдается и ломается, трещит по хребту, выламывает ребра, но не может забыть, как ни старается…

– Тише, милая, тише…

Элис даже не заметила, как начала рыдать, как растерла и без того пораненную кожу до крови, как била уставшими руками по стенкам кабины, крича что-то неразборчивое. Она словно провалилась в транс, не ощущая реальности, только тонула в своих воспоминаниях. Сейчас ее гладила по спине Костра, сама заливаясь слезами и помогая смыть кровь. Она баюкала Элис, уверяла, что все наладится. Но Элис знала: как раньше уже не будет – и бурая вода, что стекала по ее коже, заворачиваясь воронкой на дне, только подтверждала это.

Элис плохо помнила, как ее вытаскивала Костра из душевой кабины – ни Стю, ни Мару она не подпустила. Как вытирала мягким большим полотенцем – бережно и аккуратно, что-то приговаривая своим теплым заботливым голосом. Как надевала на нее белье и длинную майку – где только такую достала, почти до колен! – и только тогда позволила Стю отнести ее обратно в кровать, где уже были свежие простыни и новое одеяло. Мара обработала все раны и порезы – с невероятной точностью и аккуратностью, не пропуская ни дюйма. Вот только Элис воспринимала все это через какую-то пленку, собственный купол – словно это происходило не с ней, а она наблюдала со стороны, ничего не ощущая и не чувствуя. Лишь на вопрос Мары, нужно ли ей обезболивающее и успокоительное, чтобы поспать, она положительно кивнула. И прошептала кровоточащими губами:

– И побольше.

Лекарства спасали от реальности, но не от кошмаров. Бесконечная мясорубка прошедшего дня сменялась яркими, живыми картинками, от которых хотелось орать и лезть на стенку, умирать раз за разом, но только не видеть это снова. Элис не могла вырваться из этого кромешного ада, она чувствовала каждое прикосновение к своему телу, видела глаза Эвана и пугающий взгляд Кэт, слышала выстрелы и плач Ветра. Все это выматывало и заставляло забиваться в свой кокон еще глубже, когда действие препаратов заканчивалось и приходилось открывать глаза. У Элис не было сил врать, не было смысла притворяться – поэтому она позволяла Маре видеть ее слезы, с которыми просыпалась каждый раз, и умоляюще просила хоть что-нибудь сделать, чтобы спать и не видеть снов.

Мара рассказывала про Вик и Акину, которые пришли в себя, что скоро приедут препараты и оборудование – и тогда они смогут полечить их всех на славу. Но Элис было все равно. То главное, что повредилось, нельзя было вылечить, и видеть кого-то ей хотелось меньше всего. Она отказывалась от еды, соглашаясь на долгие капельницы, и просила только об одном: найти средство от снов и никого не впускать в эти двери. Лин выселили из комнаты сразу же, как Элис привезли, а кроме Мары и – иногда – Стю никто так и не смог прорваться, за что Элис была безмерно благодарна. Она бы так и кочевала из одного кошмара в другой, если бы однажды, открыв глаза, не столкнулась с тем самым взглядом, который хотела увидеть меньше всего и который преследовал ее из раза в раз.

– Привет.