– Еще будет, не обольщайся, – отрезала Мара и отставила миску с водой. – Теперь я поставлю на место челюсть – один щелчок, но будет неприятно. Открой рот. Вот так, молодец. – Мара взяла чистое полотенце, накрутила его на большие пальцы и засунула Элис в рот, обхватывая остальными пальцами ее подбородок. Резкое движение вниз и немного влево, неприятный щелчок, но тут же Элис почувствовала, что может свободно говорить и двигать челюстью. – Ты просто героиня, чудо-женщина, не иначе! А теперь идем дальше. Думаю, вот так же, полотенчиком, всю тебя мы не отмоем – да и тебе не понравится. Я позову Стю, о’кей?
– Он теперь мой личный носильщик?
– Можешь считать и так. Он не против – до сих пор благодарен тебе, что собрала их на свадьбу и вообще всех нашла. Так что теперь он для тебя все что угодно сделает, не то что носить твои сорок кило на руках.
– Ты мне льстишь, – прошептала Элис, стараясь дышать ровно.
– Нет, это ты себя обманываешь. Но я тебя приведу в порядок, уж поверь мне.
– Звучит как угроза. У вас все такие боевые?
– А по Вик непонятно? – Мара открыла дверь и крикнула что-то в коридор. Тут же на пороге появился Стю – слегка смущенный, но, как и говорила девушка, готовый на все. Элис пошевелила руками, ощупывая, что на ней надето. Оказалось, что она все еще в больничной пижаме, запахнутой там, где ее разорвала Кэт.
– Не волнуйся, я тебя прикрою, – заметила ее потуги Мара и тут же взяла со стула плед. Судя по тому, что там лежала длинная майка, чистое белье и полотенца, все это было подготовлено Кострой задолго до того, как Элис пришла в себя. – Это я тоже захвачу. Ваша домработница просто чудо!
– Она наша фея, почти мама, – слегка улыбнулась Элис, и Мара понимающе кивнула в ответ. Не всем же повезло с такими соседями, как Элис.
– Готова? – Элис кивнула, и Стю аккуратно просунул руки под ее тело, приподнимая, прислушиваясь, можно ли нести ее дальше. Элис слегка поморщилась от боли, но все же позволила продолжить их крестовый поход. Каждый шаг отдавался стуком в голове и болью в ребрах, но Элис терпела. Мысль о воде и геле для душа согревала ее и придавала сил. Как, оказывается, мало нужно для счастья. Оказавшись в привычной ванной, Элис рукой показала на унитаз, прося Стю усадить ей. Сесть вышло плохо, но Элис все-таки смогла с третьего раза сохранить равновесие.
– Можно, я сама? – ей было так неловко и просить ее оставить, и вообще говорить об этом всем, но тревога в глазах ребят подсказывала Элис, что оставлять ее одну они очень не хотели. – Правда, все нормально. Я позову, если что. Ну или вы услышите крик и грохот моих костей при столкновении с полом.
– Шутки она шутит! Ладно, только правда зови, если что! Сразу же.
Они вышли, прикрыв за собой двери, и Элис могла больше не держать лицо. Она сразу осунулась, сморщилась от боли, пытаясь выровнять сбивающееся дыхание. Там, внизу, все болело, и привычные действия доставляли такую боль, что Элис заплакала. Она читала, видела в фильмах, как бывает с теми, кого изнасиловали, но оказаться на этом месте самой она точно не ожидала.
Щеку жгло, но эта боль отходила на второй план. Внутри поднималось что-то пострашнее, и с этим нужно было столкнуться. На трясущихся ногах она поднялась с унитаза и, держась за все поверхности, до которых только могла достать, проковыляла к раковине. Элис подняла голову и дернулась, увидев свое отражение в зеркале. На нее смотрело подобие Ирга: синее лицо, все в кровоподтеках и ссадинах. Глаза заплывшие, смотрящие на мир через узкие щелочки. По правой щеке от самого уголка глаза тянулась до подбородка ужасная отметина – набухший красный порез, который обещал стать отличным шрамом на всю оставшуюся жизнь. Губы, все в трещинах и свежей крови, едва двигались – Элис могла разглядеть на них следы зубов. Опухшее нечто никак не походило на ее прежнее лицо, а лиловые синяки вокруг носа, который только-только начал заживать, и вовсе добавляли к этой картине какого-то сюрреализма.