Мы всегда жили в замке

Она собирала поднос для дяди Джулиана. Налила горячее молоко в расписанный желтыми ромашками кувшин, нарезала аккуратные квадратики хлеба для тостов, тонких, горячих и совсем крошечных. Если кусочки пищи казались слишком крупными и их было трудно глотать, дядя Джулиан так и оставлял их на тарелке нетронутыми. По утрам Констанс всегда относила поднос дяди Джулиана к нему в комнату, потому что ночами он мучился и иногда просто лежал в темноте и ждал, пока блеснет первый луч солнца и появится утешительница Констанс с подносом в руках. Бывали ночи, когда сердце у него прихватывало особенно сильно, он мог принять одну таблетку сверх положенного и тогда все утро лежал сонный и одурманенный и не хотел пить горячее молоко, но хотел удостовериться, что Констанс возится на кухне рядом с его спальней или в саду, где он мог ее видеть, лежа на своей высокой подушке. Если же утро выдавалось для него по-настоящему добрым, Констанс привозила его позавтракать на кухню, и он сидел за своим старым письменным столом в углу, рассыпая крошки на свои записки и читая газетные вырезки за едой.

– Если судьба меня пощадит, – говорил он Констанс, – я сам напишу книгу. Если же нет, проследи, чтобы мои записки попали к какому-нибудь надежному цинику, который не станет слишком рьяно докапываться до правды.

Я хотела быть добрее к дяде Джулиану, поэтому надеялась, что в это прекрасное утро он с удовольствием позавтракает, а потом выедет на своей коляске в сад и посидит на солнышке.

– Может быть, сегодня распустится какой-нибудь тюльпан, – заметила я, бросая взгляд сквозь распахнутую в сад дверь кухни туда, где ярко сияло солнце.

– Думаю, не раньше завтрашнего дня, – ответила Констанс, а таких вещах она никогда не ошибалась. – Надень сапоги, если пойдешь гулять; в лесу, должно быть, еще сыро.

– Грядут перемены, – сказала я.

– Это всего лишь весна, глупышка, – возразила Констанс и взяла со стола поднос для дяди Джулиана. – Не убегай, пока я не вернусь; нам предстоит работа.

Констанс открыла дверь в комнату дяди Джулиана, и я услышала, как она желает ему доброго утра. Когда дядя Джулиан поздоровался в ответ, его голос был как у старика; я поняла, что он нездоров. Значит, Констанс придется просидеть возле него весь день.

– Твой отец дома, малыш? – спросил он у нее.

– Нет, сегодня его нет, – ответила Констанс. – Давай я принесу тебе еще одну подушку. День сегодня чудесный.

– Да, он человек занятой, – сказал дядя Джулиан. – Принеси мне карандаш, дорогая; хочу сделать пометку. Он очень занятой человек.

– Выпей горячего молока. Это поможет тебе согреться.

– Ты не Дороти. Ты моя племянница Констанс.

– Пей молоко.

– Доброе утро, Констанс.

– Доброе утро, дядя Джулиан.

Я решила, что выберу три слова, исключительной защитной силы. Пока эти великие слова не произнесут вслух, никаких перемен не случится. Я написала первое слово – «МЕЛОДИЯ» – ручкой ложки на абрикосовом джеме на моем тосте и быстро сунула тост в рот. На одну треть спасена. Констанс вышла из комнаты дяди Джулиана с подносом в руках.

– Сегодня ему нездоровится, – сказала она. – Он почти ничего не съел и чувствует себя разбитым.

– Будь у меня крылатый конь, я могла бы полететь с ним на Луну; там ему было бы гораздо удобнее.

– Попозже я вывезу его на солнышко и, может быть, приготовлю ему питье из взбитых желтков с горячим молоком.

– На Луне так безопасно!

Он бросила на меня отсутствующий взгляд.

– Одуванчики, – сказала она. – И редиска. Сегодня я хотела поработать в огороде, но не хочу оставлять дядю Джулиана одного. Надеюсь, что морковка… – Она в раздумье постучала пальцем по столу. – Ревень, – сказала она.

Я отнесла грязные тарелки и составила их в мойку. Я решала, каким же будет мое следующее заветное слово. Почему бы не «ГЛОСТЕР»? Это сильное слово; по-моему, оно вполне подойдет, хотя с дяди Джулиана вполне станется его ляпнуть. Ни одно слово не могло считаться безопасным, когда дядя Джулиан открывал рот.

– Почему бы не испечь пирог для дяди Джулиана?

Констанс улыбнулась.

– Хочешь сказать, почему бы не испечь пирог для Меррикэт? Хочешь пирог из ревеня?

– Мы с Ионой не любим ревень.

– Но у него такой красивый цвет; на любой полке банка с вареньем из ревеня самая красивая.

– Тогда осчастливь полку. А мне сделай пирог из одуванчиков.

– Глупышка Меррикэт, – сказала Констанс. Сегодня на ней было голубое платье; солнечный свет и оконная рама расчертили кухонный пол квадратиками, а за окном сад начинал обретать краски. Иона сидел на ступеньке и умывался, а Констанс начала напевать, пока мыла тарелки. Я была в безопасности на две трети. Оставалось найти последнее волшебное слово.

Потом дядя Джулиан снова заснул, и Констанс решила улучить пять минут, чтобы сбегать в огород и сорвать первое, что попадется под руку. Я сидела на кухне и прислушивалась, что делается у дяди Джулиана, чтобы позвать Констанс, если он вдруг проснется. Но когда Констанс вернулась, в его комнате было тихо. Я ела крошечные сладкие морковинки; тем временем Констанс вымыла овощи и отложила в сторону.

– У нас будет весенний салат, – объявила она.