Мы всегда жили в замке

– Чужаки придут, но они не увидят нас в доме. А теперь, пожалуйста, дай мне позавтракать.

По утрам в кухне царил мрак, пока я не открывала дверь и не впускала солнечный свет. Тогда приходил Иона, садился на ступеньку и умывался, а Констанс готовила нам завтрак и напевала. После завтрака я садилась на ступеньку рядом с Ионой, пока Констанс мыла кухню.

Забаррикадировать боковые подходы к дому оказалось проще, чем я предполагала; в одну прекрасную ночь я все устроила с помощью Констанс, которая держала фонарь. По обеим сторонам дома имелось место, где деревья и кустарники росли почти вплотную к стене, прикрывая дом с тыла и сужая единственную тропинку, по которой можно было бы обойти дом и выйти к кухне. Из кучи, которую сложил на нашем переднем крыльце старьевщик Харлер, я вытаскивала предмет за предметом, все эти разбитые доски и мебель, и перегораживала тропинку в самом узком ее месте. Разумеется, эта преграда не была такой уж непреодолимой, и дети с легкостью могли перелезть через нее; однако любой, кто стал бы ее штурмовать, развалил бы доски и наделал бы столько шуму, что мы спокойно успели бы захлопнуть дверь кухни и накинуть щеколду. Я насобирала досок, которые валялись вокруг сарая, и грубо заколотила стеклянные панели кухонной двери, но решила не забивать ими боковые части дома – тогда все увидели бы, какой никудышный из меня строитель. Может быть, я лучше попытаюсь починить сломанную ступеньку, решила я.

– Над чем ты теперь смеешься? – спросила меня Констанс.

– Я думаю, что мы сейчас на Луне, но я представляла ее не совсем так.

– И все-таки мы здесь счастливы. – Констанс поставила завтрак на стол; там был омлет, поджаренный хлеб и ежевичное варенье, которое она сварила в одно благодатное лето. – Нам следует запасти как можно больше еды, – сказала она. – Мне не нравится думать, что огород стоит и ждет, чтобы мы пришли и собрали то, что там растет. И мне было бы спокойней, если бы в доме были запасы.

– Я сяду на крылатого коня и привезу тебе корицу и чабрец, изумруды и гвоздику, золотую парчу и капусту.

– И ревень.

Из огорода наши баррикады были хорошо видны, и мы решили оставлять дверь кухни открытой – в случае чего мы могли убежать в дом. Я взяла корзины, и мы набили их серыми от пепла листьями салата, редиской, помидорами и огурцами, затем дынями и ягодами. Обычно я ела овощи и фрукты еще влажными от росы или дождя; но я терпеть не могла есть что бы то ни было пополам с пеплом от сгоревшего дома. Ветер уже сдул большую часть грязи и сажи, и воздух в саду был свеж и чист, но земля впитала дым, и мне казалось, что он останется в ней навсегда.

Как только мы решили вопрос безопасности, Констанс открыла комнату дяди Джулиана и навела в ней чистоту. Сняла с его постели простыни и одеяло, постирала их в раковине на кухне и вынесла на солнце просушить.

– Что ты собираешься делать с бумагами дяди Джулиана? – поинтересовалась я, и Констанс задумалась, замерев над кухонной раковиной.

– Наверное, я сложу их в коробку, – сказала она наконец. – И наверное, отнесу в погреб.

– И будешь ее хранить?

– И буду ее хранить. Он бы порадовался, если бы знал, что к его бумагам относятся с уважением. И мне бы не хотелось, чтобы дядя Джулиан заподозрил, будто мы не сохранили его заметки.

– Я лучше пойду и посмотрю, заперта ли дверь парадного.

Дети частенько приходили на нашу лужайку и играли в свои глупые игры. На дом не смотрели, только неуклюже перебегали с места на место да неизвестно зачем хлопали друг друга по спине. Каждый раз, когда бы мне ни приходилось проверять, заперта ли дверь, я обязательно выглядывала на улицу, чтобы узнать, там ли дети. И очень часто я видела, как по нашей тропинке – по моей тропинке – идут посторонние люди. Я думала, что каждый из них решил пройтись по тропинке всего раз, просто для того, чтобы доказать, что по ней вообще можно ходить и перемещаться из одного места в другое. Но я не сомневалась, что некоторые – те, кто открыто ненавидел нас, – приходили сюда неоднократно.

Я погрузилась в мечты на весь долгий день, пока Констанс отмывала комнату дяди Джулиана; я сидела на пороге и смотрела в тихий и безопасный сад, а Иона спал возле меня.

– Смотри, Меррикэт, – позвала Констанс, выходя ко мне с охапкой одежды. – Смотри, два костюма дяди Джулиана, а еще его пальто и шляпа.

– Когда-то он ходил самостоятельно; так он нам говорил.

– Я очень смутно помню день, много лет назад, когда он отправился купить себе костюм. Кажется, тогда-то он и купил один из этих двух. И тот и другой практически новые.

– Что могло быть на нем в тот последний день, когда они еще были живы? Какой галстук он повязал к ужину? Ему наверняка понравилось бы, что мы помним.

Некоторое время Констанс смотрела на меня без улыбки.

– Вряд ли на нем мог быть один из этих костюмов; когда я потом приехала за ним в больницу, он был в пижаме и халате.

– Наверное, ему бы следовало надеть один из них сейчас.

– Скорее всего, его похоронили в одном из старых костюмов Джима Кларка. – Констанс направилась было в погреб, но остановилась. – Меррикэт?

– Да, Констанс?