Мы вынуждены сообщить вам, что завтра нас и нашу семью убьют. Истории из Руанды

Вскоре после заката началась вторая волна интенсивной стрельбы. Катберт-Браун делал заметки:

20:10. Осознал, что слышу тихие рыдания с территории компаунда на западе (но, возможно, они постепенно усиливались в течение какого-то времени).

21:00. Рыдания продолжаются, но в оружейном огне и взрывах гранат возникла передышка.

21:20. Несколько взрывов гранат слышны рядом со штаб-квартирой Замбатта.

21:30. Беспорядочные одиночные выстрелы в той же области.

21:33. Шесть очередей выстрелов у стены лагеря.

21:55. Истерические вопли перекрывают тихие рыдания; замбийские офицеры предполагают, что это связано с драками на мачете в компаунде. Вскоре они уступают место прежнему уровню рыданий; они продолжаются всю ночь.

Один австралиец говорил: «Тот день завершился для нас чувством отвращения к РПФ и возмущением, что ООН не прислала больше людей, а только группу замбийцев и около 25 австралийцев».

Ночью солдаты РПФ прекратили стрельбу. «Вскоре после рассвета, — писал майор Катберт-Браун в своем журнале, — выглянул за стену… и увидел тела, разбросанные по всей территории». В течение того дня десятки тысяч ЛПВС выводили пешими и вывозили грузовиками из опустошенного лагеря, а команды ООН и гуманитарных работников обихаживали раненых и подсчитывали мертвых. Сразу после полудня в лагерь начали прибывать репортеры, и Катберт-Браун писал: «Слет медиабойскаутов на могилах». В первых данных о жертвах, переданных по телеграфу, было заявлено число 8 тысяч, но его быстро пересмотрели в сторону уменьшения — где-то между 2 и 4 тысячами. Больше всего людей было затоптано во время давки, многих убили бойцы РПФ, и довольно многих зарубили, забили дубинками и даже насмерть закололи копьями интерахамве. Но цифры эти были лишь приблизительными оценками; толща тел на земле в некоторых местах не позволяла продвигаться по лагерю, да еще и РПФ не открывал полный доступ.

Всю следующую неделю дороги из Кибехо были забиты десятками тысяч заляпанных грязью ЛПВС, бредущих по домам. Тут и там вдоль дороги группы местных жителей собирались в кучки, чтобы дразнить, а порой и избивать возвращающихся беженцев. Это был напряженный момент в Руанде.

— В прошлом году, когда никто в мире не пытался остановить геноцид, я видел, как первые ряды РПФ идут освобождать Руанду. Эти парни были героями, и я не задумываясь подходил пожимать им руки, — рассказывал мне Ферри Аалам, швейцарский делегат Красного Креста. — После Кибехо я уже не знаю, захочу ли первым протягивать руку.

Возвращавшихся из Кибехо ожидал несколько более высокий средний уровень арестов и насилия, чем беженцев из других лагерей. Но многие приверженцы «Власти хуту» из Кибехо, по слухам, бежали через буш, пробираясь через руандийские границы к гуманитарному архипелагу ооновских лагерей. Иных безопасных укрытий для génocidaires не осталось.

* * *

На пятый свой день пребывания в Руанде я ехал на юг от Кигали и наткнулся на автокатастрофу, в которой погиб тот молодой парень. Там были и выжившие раненые, и люди, с которыми я ехал, повезли их в больницу в Бутаре. Несколько норвежек, медсестер Красного Креста, вышли на улицу поболтать. Они опекали отделение тяжелой травмы, устроенное специально для раненых из Кибехо. Там проводили по 30 серьезных операций в сутки, и в то утро как раз выписали большую группу пациентов. Остались только самые тяжелые случаи.

— Хотите посмотреть? — спросила одна медсестра и повела меня, показывая дорогу. Двадцать или тридцать раскладных коек тесно сгрудились под слабым неоновым светом, среди вони гниющей плоти и лекарств. — Те, кто остался, — сказала медсестра, — это сплошь раненые мачете.

Я и сам это видел: множественные ампутации, разрубленные лица с припухлостями вокруг швов.

— У нас были такие, у кого мозг вылезал наружу, — вполне жизнерадостно продолжала норвежка. — Странно, да? Ведь РПФ не пользуются мачете. «Они» делали это со своими же.

Я ощутил сильную дурноту и вышел в холл, где прилег на холодный цементный пол рядом с открытым окном. Норвежка вышла вслед за мной.

— Странная страна, — заметила она. Я согласился. Она сказала: — В этой больнице — в прошлом году — была большая бойня. Хуту убивали тутси, врачи убивали врачей, врачи убивали пациентов, пациенты убивали врачей, сестер, всех подряд. Я работаю от Красного Креста — это очень по-швейцарски, очень нейтрально. Я здесь новенькая, только что приехала из-за этой истории в Кибехо. С Кибехо, говорят люди, все начинается заново. Это следующий геноцид. Я смотрю по сторонам. Разговариваю с людьми. Я ВИЖУ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ. И ДУМАЮ, МОЖЕТ БЫТЬ, ПРОСТО ОН ТАК ЗАКАНЧИВАЕТСЯ, ОЧЕНЬ УРОДЛИВО И МЕДЛЕННО.

— Как вы определяете разницу? — спросил я.