Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

«Зверь обрастает шерстью для тепла…»

Зверь обрастает шерстью для тепла,
А человек — любовным заблужденьем, —
Лишь ты, душа, как мохом поросла
Насильственным и беглым наслажденьем.

Меня томит мой неизбежный день,

Ни счастья в нем, ни даже возмущенья —
Есть голода высокая ступень,
Похожая на муки пресыщенья.

«Дырявый зонт перекосился ниже…»

Дырявый зонт перекосился ниже,
Плащ отсырел, намокли башмаки.
Бурлит фонтан. Весенний дождь в Париже, —
И девушке не избежать руки
Еще чужой, еще немного страшной, —
Она грустит и отступает прочь, —
И с лесенкой фонарщик бесшабашный
Их обогнал, и наступила ночь.
Сгущая мрак над улочкой старинной,
Бесцветные, как рыбьи пузыри,
Висят цепочкой тонкой и недлинной
Ненужные влюбленным фонари.
Всю ночь шумят деревья в Тюльери[85]

,Всю ночь вздыхают где-то на Неглинной.

«Заря уже над кровлями взошла. Пора…»

Заря уже над кровлями взошла. Пора.
Пестрит узорами страница.
И синева усталости ложится
На влажный блеск оконного стекла.

Но жаль уснуть. Смущенная душа

Так непривычно вдруг помолодела,
Так просто рифма легкая задела
Медлительный клинок карандаша.

Я не творю. С улыбкой, в полусне,

Набрасываю на бумагу строки,
И свежий ветер трогает мне щеки
Сквозь занавес, раздутый на окне.

Как я люблю непрочный этот час

Полусознания, полудремоты, —
Как пуст мой дом. Как дружелюбно кто-то
Касается моих усталых глаз.

О, это ты, последняя отрада, —

В квадратном небе зреет синева,
Чуть-чуть шуршит незримая листва,
И никого, и никого не надо.

1931

«Играл оркестр в общественном саду…»

Анне Присмановой

Играл оркестр в общественном саду,
Рвалась ракета с треском и горела,
И девушка с цветком в руке смотрела
Поверх меня на первую звезду.

Из глубины взволнованного сада

На освещенный фонарями круг
Ночь темной бабочкой спустилась вдруг,
И медленно нахлынула прохлада.

Что помнишь ты, о сердце, в полной мере

Из тех годов, из тех высоких лет?
Любовный плач о выдуманной Мэри,
Два-три стиха и тайный пистолет.

Шумит земля в размерах уменьшенных,

Как вырос я для зла и для добра, —
Предчувствий светлых робкая пора
Сменилась бурей чувств опустошенных.

Сухой грозы невыносимый треск,

Бесплодных туч гремучее движенье,
Но нет дождя. Лишь молния и блеск,
Один огонь, одно самосожженье.

1943

«Решеткой сдавлено окно…»