Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

Я был бы рад, чтоб это было,
Чтоб так оно могло и быть,
Но чтоб душа у вас забыла
Лишь то, что надо ей забыть.

Не отдавалась бы злословью,

Могли бы вы его понять
И перестали бы любовью
Томленье, сон и скуку звать.

Я ж — ничего не забываю,

Томленьем вашим не живу,
Я даже если сплю — то знаю:
Я тот же весь, как наяву.

1944

Опрощение

Армяк и лапти… да, надень, надень
На Душу-Мысль свою, коварно сложную,
И пусть, как странница, и ночь и день,
Несет сермяжную суму дорожную.

   В избе из милости под лавкой спит,

   Пускай наплачется, пускай намается,
   Слезами едкими свой хлеб солит,
   Пусть тяжесть зéмная ей открывается…

Тоща опять ее прими, прими

Всепобедившую, смиренно-смелую…
Она, крылатая, жила с людьми,
И жизнь вернула ей одежду белую.

1930

Стихотворный вечер в «Зеленой Лампе»

Перестарки и старцы и юные
Впали в те же грехи:
Берберовы, Злобины, Бунины
Стали читать стихи.

Умных и средних и глупых,

Ходасевичей и Оцупов
Постигла та же беда.

Какой мерою печаль измерить?

О, дай мне, о, дай мне верить,
Что это не навсегда!

В «Зеленую Лампу» чинную

Все они, как один, —
Георгий Иванов с Ириною,
Юрочка и Цетлин,

И Гиппиус, ветхая днями,

Кинулись со стихами,
Бедою Зеленых Ламп.

Какой мерою поэтов мерить?

О, дай мне, о, дай мне верить
Не только в хорей и ямб.

И вот оно, вот, надвигается:

Властно встает Оцуп.
Мережковский с Ладинским сливается
В единый небесный клуб,

Словно отрок древне-еврейский,

Заплакал стихом библейским
И плачет, и плачет Кнут…

Какой мерою испуг измерить?

О, дай мне, о, дай мне верить,
Что в зале не все заснут.

«Люблю огни неугасимые…»

Люблю огни неугасимые,
Люблю заветные огни.
Для взора чуждого незримые,
Для нас божественны они.

Пускай печали неутешные,

Пусть мы лишь знаем, — я и ты, —
Что расцветут для нас нездешние,
Любви бессмертные цветы.

И то, что здесь улыбкой встречено,

Как будто было не дано,
Глубоко там уже отмечено
И в тайный круг заключено.

Иван Бунин

Сириус

Где ты, звезда моя заветная,
   Венец небесной красоты?
Очарованье безответное
   Снегов и лунной высоты?

Где молодость простая, чистая,

   В кругу любимом и родном,
И старый дом, и ель смолистая
   В сугробах белых под окном?

Пылай, играй стоцветной силою,

   Неугасимая звезда,
Над дальнею моей могилою,
   Забытой Богом навсегда!

1922

Венеция

Колоколов средневековый
Певучий зов, печаль времен,
И счастье жизни вечно новой,
И о былом счастливый сон.

И чья-то кротость, всепрощенье

И утешенье: все пройдет!
И золотые отраженья
Дворцов в лазурном глянце вод.

И дымка млечного опала,

И солнце, смешанное с ним,
И встречный взор, и опахало,
И ожерелье из коралла
Под катафалком водяным.

1922