Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

Старый Лондон пахнет ромом,
Жестью, дымом и туманом,
Но и этот запах может
Стать единственно желанным.

Ослепительный Неаполь,

Весь пропитанный закатом,
Пахнет мулями и слизью,
Тухлой рыбой и канатом.

Город Гамбург пахнет снедью,

Лесом, бочками и жиром,
И гнетущим, вездесущим,
Знаменитым, добрым сыром.

А Севилья пахнет кожей,

Кипарисом и вервеной,
И прекрасной чайной розой,
Несравнимой, несравненной.

Вечных запахов Парижа

Только два. Они все те же:
Запах жареных каштанов
И фиалок запах свежий.

Есть чем вспомнить в поздний вечер,

Когда мало жить осталось,
То, чем в жизни этой бренной
Сердце жадно надышалось!..

Но один есть в мире запах

И одна есть в мире нега:
Это русский зимний полдень,
Это русский запах снега.

Лишь его не может вспомнить

Сердце, помнящее много.
И уже толпятся тени
У последнего порога.

Монпарнас

Тонула земля в электрическом свете.
Толпа отливала и шла как лавина.
Худая блондинка в зеленом берете
Искала глазами худого блондина.

Какие-то шведы сидели и пили

Какие-то страшные шведские гроги.
Какие-то девушки нервно бродили,
Цепляясь за длинные шведские ноги.

Какие-то люди особой породы

В нечесаных космах, и все пожилые,
Часами коптили высокие своды
И сыпали пепел в стаканы пивные.

Непризнанный гений попыхивал трубкой

И все улыбался улыбкою хамской,
И жадно следил за какою-то хрупкой,
Какою-то желтой богиней сиамской.

Поэты, бродяги, восточные принцы

В чалмах и тюрбанах, с осанкою гордой,
Какие-то типы, полуаргентинцы,
Полусутенеры с оливковой мордой,

И весь этот пестрый, чужой муравейник

Сосал свое кофе, гудел, наслаждался.
И только гарсон, проносивший кофейник,
Какой-то улыбкой кривой улыбался, —

Затем что, отведавши всех философий,

Давно для себя не считал он проблемой
Ни то, что они принимали за кофий,
Ни то, что они называли богемой.

Ave slave

[73]

Не углем краснится домик,
А совсем от пирожков.
И живет в нем русский комик,
Микаэлевич Душков.

На печи его супружка

Вяжет белый парусин.
А вокруг сидит Ванюшка,
Их законный сукин сын.

Вдруг приходят все крестьяне

И приносят чернозем,
И садятся на диване
Перед ласковым огнем.

После вежливой попойки

Каждый милый мужичок
Отправляется на тройке
В свой любезный кабачок.

И везде мелькают гривы

Темно-карих жеребков,
И плакучие мотивы
Их веселых ямщиков.

О, славянские натуры…

Нет, не можно описать
Их медведевские шкуры,
Их особенную стать.

Надо видеть, чтобы верить,

Что славянский молодец,
Надо семь разов отмерить,
Чтоб зарезать наконец!

Подражание Игорю Северянину