Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

Москва — блины, Москва — калач,
На два вершка в аршине мене,
Слеза вдовы, сиротский плач,
Прикинутые на безмене.

Церквей не счесть, а все грешна,

Издревле обиход заплечный,
Немилосердная мошна,
Рассол с похмелья огуречный.

Икона тяжкая в углу,

И тут же всероссийский нищий,
Простертый в страхе на полу,
Купцовы ловит голенища.

Словцо на «ерь» — «идет», «кует»[72]

,Но до куска мясного лаком,
Москвич как липку «оберет»,
Обтешет и покроет лаком.

Не счесть петель Москва-реки,

С недальним дном, поросшим тиной,
И замкнут мертвым тупиком
Московских улиц путь змеиный.

«Царь-колокол» — и не звонит,

«Царь-пушки» спесь и рот беззубый.
С морозу девичьих ланит
Румянец яростный и грубый.

И я, и он, и мы, как вы,

Москвой обиженных имеем.
И все же матери-Москвы
Мы имя грозное лелеем.

И верим — будет некий час —

Любви и нежности рожденье —
И мир увидит ясных глаз
Родительское снисхожденье.

В той стране…

За горами, за реками,
В той стране, которой нет,
Люди злыми стариками
Появляются на свет.
Из далекой жизни прошлой
В мир несут они с собой
Холод сердца, опыт пошлый,
Тлен пещеры гробовой.
Старикам ничто не мило —
Взор потуплен, шаг не скор,
Поле сельское уныло
И докучлив птичий хор.
Добрый смех у них в запрете,
Им всего милей лучи
Безнадежно на рассвете
Догорающей свечи.
Время мчится год за годом,
День за днем друг другу вслед
Жизнь идет обратным ходом
В той стране, которой нет.
Жизнь течет обратным током,
И вернуться суждено
Всем ручьям к своим истокам,
Всем плодам в свое зерно.
Старость — в зрелость, зрелость — в младость,
В несказанный светлый рай,
В бессознательную радость,
В колыбельную «бай-бай».
За горами, за реками
В той стране, которой нет,
Люди злыми стариками
Появляются на свет.
Но в движении каскадном
Встречных весен будет миг,
Улыбнется пчелам жадным
Плотью крепнущий старик.
Так начнется. Год за годом
Потекут друг другу вслед.
Жизнь идет обратным ходом
В той стране, которой нет.
К песням, к сладости объятий
И блаженству впереди
Погрузится в сон дитятей
У родимой на груди.
Мать однажды встрепенется:
Где же сын? А он тайком
За окно. И вот уж вьется
В небе вольным мотыльком.

Завороженный край