Мы – животные: новая история человечества

Вера в то, что внутри животного есть что-то думающее и чувствующее, – это древний способ дать возможность умеренно агрессивному примату стать осмотрительнее и милосерднее. Мы – люди, которые отдают друг другу часть своего разума, чтобы обрести душевное спокойствие. Все это может быть следствием того, что в группе приматов было необходимо держаться друг за друга, чтобы выжить, но это нисколько не умаляет того, к чему мы в результате пришли. Наш интеллект сделал открытие, которое принадлежит не только нам. Понимание мыслей и чувств других и благородство по отношению к ним создали новую категорию поведения. Мы поняли, как думать о других. Мы обнаружили, что жизнь со всей ее болью и хищничеством несет в себе зерно великодушия. Мы даже можем понять, каковы потребности экосистемы, если их можно так назвать. Когда внутри нас создавалась личность, любовь вышла за пределы нашего «я», семьи, окружения и распространилась вокруг.

Очевидно, что людям нужен смысл, чтобы утешать нас в мире, где нам предстоит умереть. Современные общества строились на историях, в которых говорилось, что мы – наивысшая форма жизни на пути эволюционной иерархии. Однако нам необходимо попытаться преодолеть использование своего превосходства для организации правосудия. Один из способов примириться с тревожащей нас реальностью заключается в том, чтобы подумать, есть ли более дружеский путь. Возможно, когда мы увидим, что мир живой и обладает интеллектом, он больше не будет казаться нам столь угрожающим местом. Полвека назад к этому стремился Эйнштейн. В письме к человеку, который переживал смерть в своей семье, он написал: «Человек – это часть целого, которое мы называем Вселенной, часть, ограниченная во времени и в пространстве. Он воспринимает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального мира, что является своего рода оптическим обманом». Наша задача заключается в том, чтобы освободить себя от этих границ, поскольку «лишь преодолев их, мы получим значительную долю внутреннего спокойствия».

Если мы привнесем внутреннюю ценность в жизни других видов, это вернет разум, чувства и намерения обратно в окружающий нас мир природы. Возможно, внутренняя ценность – это лишь человеческая концепция. Или, возможно, это то, почему животное начинает заботиться о другом животном без всяких условий. Спорно? Да, возможно. Но почему нет? Все формы жизни уникальны. В конце концов, жизнь сама по себе уникальна. И каких бы конкретных обязательств у нас ни было по отношению друг к другу, они не отделяют нас от прочей жизни. И не гарантируют, что лишь мы одни имеем ценность. Наши качества, несомненно, дарят нам поразительный диапазон моделей поведения, но это многообразие и гибкость не означают, что наша животная жизнь подошла к концу. Наше настоящее место в этом мире – рядом с другими существами. Мы должны рассказать себе новую, радикально простую историю: если мы имеем значение, то и все другие тоже.

Глава 6 Кода о прелести животной жизни

…положить руку на лоб цветка

и пересказать словами и прикосновением его красоту,

пока он не зацветет снова изнутри,

сам себя благословляя.

Голуэй Киннелл

Недавно ночью я испытала возникшее буквально из ниоткуда чувство. Конечно же, это неудачное выражение. Оно возникло из чего-то, о чем я не думала осознанно. Внезапно я начала плакать. Громко. На меня это непохоже. Это чувство вырвалось из моего тела, подобно порыву ветра на берегу, который набирался сил в море. В одно мгновение я отчетливо поняла, что это было проявление тоски от осознания того, что мой ребенок, которому почти десять, стоит на пороге своей самостоятельности. Он выбирается, сам того не подозревая, из сада нашего совместного проживания его детства. Постепенно он будет навещать это общее пространство все реже и реже, потому что будет уходить в то, что уготовила ему жизнь. Это был краткий миг потери – времени, упущенных совместных моментов, моей возможности защитить его. Возможно, там было немного печали и о быстротечности жизни и ушедшем детстве.